Катилинарии. Пеплум. Топливо - [66]
– Бред какой-то!
– Если мы действительно существуем в той системе, которую вы мне описали, значит, у меня есть верное средство против вас. Вы, может, и выдающийся ученый, Цельсий, но в беседе вы новичок, вы безоружны. Вы позволяете себе говорить то, что может вам навредить. Я знаю достаточно, чтобы разрушить вашу карьеру.
– Вам не представится случай сделать разоблачение. Вы скорее умрете.
– Мой труп станет большой обузой. Чем вы объясните необходимость этого убийства? Жаль портить блестящую карьеру из-за рабыни вроде меня.
– Если вас еще хоть ненадолго оставить в живых, пострадает мое психическое здоровье.
– Безусловно. И очень скоро, судя по вашему раздражению.
– Замолчите, или я немедленно вас прикончу!
– Есть гораздо более удобный способ избавиться от меня. Верните меня в 1995 год, и вам не придется избавляться от трупа. Вам будет легко найти предлог для моей отправки, скажете, что у меня заразная болезнь.
– У вас действительно заразная болезнь! Чем больше я с вами говорю, тем я ближе к истерике.
– Так-то лучше.
– Знаете, мне хотелось бы кое-что спросить. Вы нарочно это делаете?
– Что именно?
– Раздражаете меня?
– Когда я хочу кого-то вывести из себя, мне всегда это удается.
– Да, опасное оружие.
– И прогресс против него бессилен.
– Удивляюсь, почему вы им не воспользовались, чтобы отправить меня в Главное Хранилище, когда хотели узнать, есть ли там ваши книги.
– В конечном счете я предпочитаю не знать об этом. Если бы мне вдруг вздумалось писать для вечности, я бы, наверное, стала такой же напыщенной, как вы.
– После вашего ухода я посмотрю.
– Что посмотрите?
– Схожу в Главное Хранилище. Посмотрю за Нотмором. Мало ли что.
– А… если там окажется моя книга, вы ее прочтете?
– Вероятно.
– Ушам не верю! Вы заинтересовались моими книжками?
– Ни в малейшей степени. Просто хочу проверить, раздражают ли меня ваши сочинения так же, как вы сами.
– Вы мазохист, Цельсий.
– Ничуть. Мне просто пришло в голову, что нашему отделу пыток еще многому нужно учиться. Если один из ваших диалогов обнаружится в Главном Хранилище, мы воспользуемся им как пособием по словесной жестокости и психологическим пыткам. Возможно, вы станете Торквемадой двадцать седьмого века.
– Есть множество способов остаться в памяти потомков. А если моих книг не окажется в Главном Хранилище, что очень возможно, не устраивайте извержение вулкана в Париже или Брюсселе в двадцатом веке: у книг есть неприятная особенность – они горят.
– Не беспокойтесь, я не стану утруждаться ради пошлой бумаги с текстом. Как бы там ни было, даже если ваши труды не сохранились, воспоминание об этой беседе будет весьма полезно. Вы многому меня научили.
– Так и должно быть. В этом и состоит роль предков.
– Предков, предков… Не верится, что я могу быть вашим потомком.
– Ну и слава богу.
– Добавлю, что от меня, хоть я и не ваш предок, вы почерпнули куда больше.
– Вот как? И какой же урок вы мне преподали? Пример, как не нужно поступать?
– Неблагодарная! Я вам рассказал обо всем! Вы ничего не знали, когда появились здесь!
– И о чем же я теперь знаю?
– О том, что случится в будущем!
– Уверяю вас, я предпочла бы этого не знать. Как только вернусь в свое время, постараюсь забыть обо всем, что вы наговорили.
– Да уж, метать бисер перед свиньями… К счастью, вы скоро поймете, что не так-то просто все забыть.
– Увы, кажется, я уже это чувствую. Но скажите, Цельсий, зачем вам нужно, чтобы я запомнила ваши слова?
– Я не теряю надежды, что они послужат предостережением.
– Да перестаньте! Вы слишком умны, чтобы поверить, будто я могу изменить ход событий! Скажите мне настоящую причину.
– С чего вы взяли, что есть причина?
– Ваша настойчивость кажется мне странной. Кроме всего прочего, для человека, который столько твердил, что мне не видать больше своей эпохи, вы слишком легко меня отпускаете. Что за всем этим кроется?
– Вы говорили о потомках – а я бы хотел, вступив в игру с Временем, проникнуть в прошлое.
– Что-что?
– Учитывая мои деяния, я обязательно останусь в памяти грядущих поколений. Но мне этого мало. В особенности потому, что истинные причины моего поступка должны остаться тайной – по политическим соображениям. Но вам-то эти причины известны, и ничто не мешает вам рассказать о них вашим современникам.
– Не понимаю.
– Нет, понимаете. Такой человек, как я, не может довольствоваться лишь памятью потомков. Мне нужна вечность. Мне недостаточно будущего. Мне необходимо прошлое. Только прошлое может оценить меня по справедливости, потому что через ваше посредничество людям прошлого станет известен секрет моей жизни.
– Мое посредничество?
– Вы были писателем и будете им снова. Вы напишете обо мне книгу.
– Не имею ни малейшего желания.
– Иначе не выйдет. Я буду мысленно преследовать вас.
– До чего же вы самонадеянный!
– Такое приключение не забывается. Я верю, вы обо мне напишете.
– А если я это сделаю, вы думаете, что предстанете в выгодном свете?
– Я вам не нравлюсь, знаю. И все же вы не сможете обойти молчанием дело Помпей: просто рассказа о нем будет достаточно, чтобы покрыть меня славой.
– Вы думаете?
– Не все ваши современники так же безнадежны, как вы. Среди ваших читателей найдутся такие, кто будет мной восхищаться, ни секунды не сомневаюсь.
Разговоры с незнакомцами добром не кончаются, тем более в романах Нотомб. Сидя в аэропорту в ожидании отложенного рейса, Ангюст вынужден терпеть болтовню докучливого голландца со странным именем Текстор Тексель. Заставить его замолчать можно только одним способом — говорить самому. И Ангюст попадается в эту западню. Оказавшись игрушкой в руках Текселя, он проходит все круги ада.Перевод с французского Игорь Попов и Наталья Попова.
«Словарь имен собственных» – один из самых необычных романов блистательной Амели Нотомб. Состязаясь в построении сюжета с великим мэтром театра абсурда Эженом Ионеско, Нотомб помещает и себя в пространство стилизованного кошмара, как бы призывая читателяне все сочиненное ею понимать буквально. Девочка, носящая редкое и труднопроизносимое имя – Плектруда, появляется на свет при весьма печальных обстоятельствах: ее девятнадцатилетняя мать за месяц до родов застрелила мужа и, родив ребенка в тюрьме, повесилась.
Знаменитый писатель, лауреат Нобелевской премии Претекстат Tax близок к смерти. Старого затворника и человеконенавистника осаждает толпа репортеров в надежде получить эксклюзивное интервью. Но лишь молодой журналистке Нине удается сделать это — а заодно выведать зловещий секрет Таха, спрятанный в его незаконченном романе…
Блистательная Амели Нотомб, бельгийская писательница с мировой известностью, выпускает каждый год по роману. В эту книгу вошли два последних – двадцать девятый и тридцатый по счету, оба отчасти автобиографические. «Аэростаты» – история брюссельской студентки по имени Анж. Взявшись давать уроки литературы выпускнику лицея, она попадает в странную, почти нереальную обстановку богатого особняка, где ее шестнадцатилетнего ученика держат фактически взаперти. Чтение великих книг сближает их. Оба с трудом пытаются найти свое место в современной жизни и чем-то напоминают старинные аэростаты, которыми увлекается влюбленный в свою учительницу подросток.
«Страх и трепет» — самый знаменитый роман бельгийки Амели Нотомб. Он номинировался на Гонкуровскую премию, был удостоен премии Французской академии (Гран-при за лучший роман, 1999) и переведен на десятки языков.В основе книги — реальный факт авторской биографии: окончив университет, Нотомб год проработала в крупной токийской компании. Амели родилась в Японии и теперь возвращается туда как на долгожданную родину, чтобы остаться навсегда. Но попытки соблюдать японские традиции и обычаи всякий раз приводят к неприятностям и оборачиваются жестокими уроками.
В своих новых романах «Тайны сердца» и «Загадка имени» Нотомб рассказывает о любви, точнее, о загадочных тропах нелюбви, о том, как это откликается в судьбах детей, обделенных родительской привязанностью. «Тайны сердца» (во французском названии романа обыгрывается строка Мюссе «Ударь себя в сердце, таится там гений») – это жестокая сказка о судьбе прелестной девочки по имени Диана, еще в раннем детстве столкнувшейся с ревностью и завистью жестокой матери, которая с рождением первого ребенка решила, что ее жизнь кончена.
Лори Хартнелл, главная героиня романа, приезжает на экзотические Талькакские острова, затерянные в Индийском океане, чтобы получить благословение брата на предстоящую свадьбу. Однако там она знакомится с Джилом Мастерсоном, который почему-то всячески препятствует ее встрече с братом. Возненавидев Мастерсона в первую минуту, Лори не могла и предположить, что Джил Мастерсон вытеснит из ее сердца человека, за которого она собиралась замуж…
Семье журналиста Питера Хэллоуэя грозит разорение. Чтобы спасти положение, его жена Гарриет принимает весьма неординарное решение.
Ее зовут Миллисент, Милли или просто Мотылек. Это светлая, воздушная и такая наивная девушка, что окружающие считают ее немного сумасшедшей. Милли родилась в богатой семье, но ее «благородные» родители всю жизнь лгут и изменяют друг другу. А когда становится известно, что Милли — дитя тайного греха своей матери, девушка превращается в бельмо на глазу высшего света, готового упрятать ее в дом для умалишенных и даже убить. Спасителем оказывается тот, кого чопорные леди и джентльмены не привыкли пускать даже на порог гостиной…
Вы пробовали изменить свою жизнь? И не просто изменить, а развернуть на сто восемьдесят градусов! И что? У вас получилось?А вот у героини романа «Танцы. До. Упаду» это вышло легко и непринужденно.И если еще в августе Ядя рыдала, оплакивая одновременную потерю жениха и работы, а в сентябре из-за пагубного пристрастия к всемерно любимому коктейлю «Бешеный пес» едва не стала пациенткой клиники, где лечат от алкогольной зависимости, то уже в октябре, отрываясь на танцполе популярнейшего телевизионного шоу, она поняла, что с ее мрачным прошлым покончено.
Жизнь Кэрли Харгроув мало отличается от жизни сотен других женщин: трое детей, уютный домик, муж, который любит пропустить рюмочку-другую… Глубоко в сердце хранит она воспоминания о прошлом, не зная, что вскоре им предстоит всплыть — после шестнадцатилетнего отсутствия в ее жизнь возвращается Дэвид Монтгомери, ее первая любовь…
Кто сейчас не рвётся в Москву? Перспективы, деньги, связи! Агата же, наплевав на условности, сбегает из Москвы в Питер. Разрушены отношения с женихом, поставлен крест на безоблачном будущем и беззаботной жизни. И нужно начинать всё с нуля в Питере. Что делать, когда опускаются руки? Главное – не оставлять попыток найти своё истинное место под солнцем! И, может быть, именно тогда удача сложит все кусочки калейдоскопа в радостную картину.
Знаменитый писатель, давно ставший светским львом и переставший писать, сатанист-подкаблучник, работающий на мебельной фабрике, напористый нувориш, скакнувший от темных делишек к высшей власти, поп-певица – ревностная католичка, болгарский шеф-повар – гипнотизер и даже советские спортсмены, в прямом смысле слова ушедшие в подполье. Что может объединить этих разнородных персонажей? Только неуемная и язвительная фантазия Амманити – одного из лучших современных писателей Европы. И, конечно, Италия эпохи Берлускони, в которой действительность порой обгоняет самую злую сатиру.
Маленький университетский городок в Альпах охвачен ужасом: чудовищные преступления следуют одно за одним. Полиция находит изуродованные трупы то в расселине скалы, то в толще ледника, то под крышей дома. Сыщик Ньеман решает во что бы то ни стало прекратить это изуверство, но, преследуя преступника, он обнаруживает все новые жертвы…
«Мир глазами Гарпа» — лучший роман Джона Ирвинга, удостоенный национальной премии. Главный его герой — талантливый писатель, произведения которого, реалистичные и абсурдные, вплетены в ткань романа, что делает повествование ярким и увлекательным. Сам автор точнее всего определил отношение будущих читателей к книге: «Она, возможно, вызовет порой улыбку даже у самого мрачного типа, однако разобьет немало чересчур нежных сердец».
Любовь живет три года – это закон природы. Так считает Марк Марронье, знакомый читателям по романам «99 франков» и «Каникулы в коме». Но причина его развода с женой никак не связана с законами природы, просто новая любовь захватывает его целиком, не оставляя места ничему другому. Однако Марк верит в свою теорию и поэтому с затаенным страхом ждет приближения роковой даты.