Категории русской средневековой культуры - [164]

Итак, рассмотрим в динамике наиболее важные черты эсхатологической модели первых расколоучителей.

Подробно пишет об антихристе инок Авраамий («Послание отца Авраамия и страдальца за веру к некоему боголюбцу сице»). Он приводит наиболее распространенные суждения староверов о том, что случилось в середине XVII в. с богоизбранным царством. Обратимся к этому знаменательному тексту. Авраамий в нем оспаривает традиционный тезис, что антихрист будет «во Иеросалиме». Посмотрим, с какой логикой автору удается повернуть известный церковно-исторический материал в «свою» сторону. Со ссылкой на Афанасия Великого, Авраамий утверждал, что антихрист придет в северную страну: а «Скифополь же северная страна, наша Руская земля». Придет антихрист в Рим. Русская же земля и есть Третий Рим. Опять со ссылкой на святоотеческую литературу, Авраамий допускал, что антихрист будет «не от царей», т.е. не царского рода. Вспомнил Петра Дамаскина: писал же он, что антихрист «яко чернец» восстанет. Авраамий задает риторический вопрос: что же это такое — «отступление»? И отвечает, поминая Иоанна Златоуста: «Открыется во благочестии, и благочестию он сам учинит отступление». А потому и будет антихрист назван — «погибельный сын». Как обойти почти невозможную «преграду» святоотеческих текстов, утверждавших, что антихрист «во Иеросалиме станом уставится... и храм каменен сотворит, еже во Иеросалиме»? Но оказывается просто решается эта задача: «Зело подобится Никон пагубник, яко построил Иеросалим в северной стране, и реку Истру Иорданом проименовал, и церковь такову, какову во Иеросалиме, построил, и в том льстивом Иеросалиме станом уставися, и около своего льстиваго Иеросалима селам и деревням новыя имена подавал, противу сущаго Иеросалима: Назарет и Вифлиом, и прочая; а иная у него есть Галилейская пустыня; а горам такоже новыя имена подавал, — иная у него гора Голгофа, и прочее преименовал»[841]. Число противника Христа — 666; Авраамий не сомневался — это число «являет вся лета от Адама и до погибели зверя», а значит, исполнилось пророчество: Никон, «пагубник», «свои еретическия Служебники выдал, а святыя прежния Служебники, по которым отцы наши служили и Богу угодили, повелел изнести из церкви вон». Словом, «егда исполнится от воплощения Божия Слова 1666 лет, тогда подобает и нам опасение имети»[842]. В 20-й главе Откровения Иоанна Богослова, пишет Авраамий, сказано, что сатана будет связан на 1000 лет, а Ипполит, папа римский, свидетельствует, что «после той тысящи лет, егда исполнится число 666... кончина будет»[843].

Однако после самоотставки Никона стало очевидным, что самый последний антихрист, — не он. Постепенно формируется идея о «духовном антихристе», воплощающем в себе неперсонифицированное мировое зло.

В восьмой беседе «О Мелхиседеке» (из «Книги бесед», написанной Аввакумом в Пустозерске в 1669-1675 гг.) протопоп признается, что видел антихриста.

Видение

Видение — одна из тех психологических возможностей, при помощи которой средневековый человек мог выразить свое отношение к чему-то или кому-то, выйдя за пределы конфессиональных запретов.

«Я, братия моя, видал антихриста тово, собаку бешаную, — право, видал, да и сказать не знаю как». Такая доверительность понятна: Аввакуму поверят, и он это знает.

«Некогда мне печальну бывшу и помышляющу, как приидет антихрист, враг последней, и коим образом, да сидя молитвы говоря, и забылся, понеже не могу стоять на ногах, — сидя молюся, окаянный. А се на поле на чистом много множество вижу. И подле меня некто стоит. Я ему говорю: «чего людей много в собрании?» Он же отвеща: «антихрист грядет; стой, не ужасайся». Я подперся посохом двоерогим своим, протопоповским, стал бодро: ано ведут ко мне два в ризах белых нагова человека, плоть та у него вся смрад и зело дурна, огнем дышит, изо рта, из ноздрей и из ушей пламя смрадное исходит». Заметим прямую связь антихриста с запахом, внешним видом: нечистота — образ противника Христа, хотя святоотеческая литература того никогда не утверждала; напротив, подобие Христу включало в себя некий «обман зрения»: многим антихрист будет казаться именно подобным образу Христа.

Но Аввакум продолжает: за антихристом идут люди, он возглавляет процессию, и заметим, эта процессия, волей этого видения, движется прямо на Аввакума...

«За ним [антихристом. — А.Ю.] царь наш последует и власти со множеством народа. Егда ко мне привели его, я на него закричал и посохом хощу его бить». Сила протопопа была хорошо известна: его удар был бы смертельным. Но убить антихриста посохом Аввакум не может. Даже в видении (а может быть тем более!), потому что Христос сам вступит в схватку с этим порождением мирового зла. Видение подводит Аввакума к опасной черте.

Видения — форма осмысления действительности и художественного воплощения идей. Видения не могут возникнуть у каждого, они — знак особой близости человека к Богу. Такому человеку открывается тайна, сокрытая от глаз обычных людей. Явление в видениях этой тайны — аргумент серьезный. Это даже больше, чем факт. Обычно видение знаменует собой действительность. Аввакум в одном из писем «возлюбленной о Христе» описал, как однажды один священник принес ему из церкви просвиру, а Аввакум знал, что пел этот священник в церкви «по новому». Но просвира — «со крестом Христовым». «Взял просвиру, поцеловал, положил в углу, покадил, хотел по причастии потребить». И тут началось... Ночью, когда «умолкоша уста моя от молитвы, прискочиша беси ко мне лежащу, и един завернул мне голову, — рек мне: «сем-ко ты сюды». Толко и дыхания стало, едва умом молитву Исусову сотворил: и отскочил бес от меня. Аз же охаю и стону: кости разломал, встат не могу. И кое-как встал, молитвуя доволно, опять взвалился и мало замгнул. Вижу у церкви образ и крест Христов: на нем распят по латыне, не подобно, и латинники молятся тут, проклякивают по польски. И мне некто велел той крест поцеловат. Егда аз поцеловал, паки нападоша на меня беси...» Как видно, Аввакум нисколько не стесняется признаться в том, что в видении целовал латинский крест. Подобная возможность допустима в этом жанре, ибо помогает высветить драматические коллизии духовного подвига. «Аз же ночь-ту проводих плачучи. Уразумех, яко просвиры ради стражду, выложил ея за окошко. Не знаю, что над нею делать: крест на ней сущий. И лежала день. В другую ноч не смею спать, лежа молитвы говорю. Прискочиша множество бесов, и един бес з домрою сел в углу на месте, где де тово просвира лежала, и прочии начата играт в домры и в гутки. А я слушаю у них, зело мне груско. Да уж не замали меня, исчезли. Аз же, востав, плакався пред Владыкою, обещаяся сожещ просвиру. И бысть в той час здрав, и кости перестали болеть, и во очию моею, яко искры огненны от Святаго Духа являхуся. И в день жжег просвиру, и пепел за окошко кинул, рекше: «вот, бес жертва твоя, мне ненадобе». А в другую ноч, лежа, по четкам молитвуя. Вошел бес в келию мою, ходил около меня, — ничево мне не зделал, лишо из рук чотки вышиб. И я, подняв, опять стал молитвы говорить... И паки в ыную ноч, не вем как, вне ума, о просвире опечалился, и уснул. И бес зело мя утрудил. 3 доски сваляся на пол, пред образом, немощен, плачючи. Никона проклял и ерес ево. И паки в той час здрав бысть». Поучительный итог этого видения подвел сам Аввакум: от «малой святыни беда, а от большия- то и давно нечево спрашивать». А началось все с того, что «зело Богу гнусно нынешнее пение» (Житие Аввакума. 1991. С. 230-231).