Катавасия - [65]

      - Колокольчики мои,

      Цветики степные!

      Что глядите на меня,

      Тёмно-голубые,

      И о чём звените вы

      В день весёлый мая,

      Средь некошеной травы

      Головой качая?

      Конь несёт меня стрелой...

      Через пару куплетов Лях выдохся:

      - Всё, дальше не помню, хоть убивайте!

      Огляделся: лица берегинь и воинов потеплели, Клёст, улыбаясь, протягивал руку:

      - Давно бы так! Тебя Ляхом звать? Меня - Клестом кличут, знаешь уже. Чудак-человек, говорил: петь не можешь! А сам вон что выдал.

      Подошёл Птах:

      - Ты это, слова мне спиши. Песня хорошая, когда ещё новую услышу. Сам слагал?

      - Ты что? С детства помню.

      - А я вот пробую..., - Птах вздохнул, - пока не очень выходит.

      Клёст заржал, треснул парня по плечу:

      - Да будет тебе скромничать! - Клёст развернулся к Марцинковскому - Его песни и так уж весь Славгород поёт! А он всё: "плохо", да "не то", мол "пока ещё настоящую не сложил". А те какие? Самые что ни на есть настоящие! - убеждённо закончил он, обращаясь уже к Александру:

      - А ты, друже, говорил, что кони твои там ходят? Оба?

      - Вороной - мой, буланый - Валеркин - Лях указал на спящего Каурина, - Тут где-то ещё наши кони были.

      - Не журись! Отыщутся! Пока пошли тех ловить. Идти могёшь?

      - Потихоньку смогу. Я - в порядке, только голову малость кружит. - Александр повернулся к берегиням, - А парень этот как? Жить будет?

      - Будет, - ответила девушка, - полежать только придётся дня три. Мы ведь тоже не всесильные. Раны срастили, да телу всё одно окрепнуть надо, да и руды много потерял. Кровь-то только сама в теле накопиться может. А ты что, как звать его, не знаешь? Я думала: вы вместе с обозом шли.

      - Да нет. Мы тут случайно. Лесом ехали, увидали, что обоз грабят, ну и влезли... только бестолку.

      Берегиня всмотрелась в Марцинковского, изучая с головы до пят:

      - Постой-постой! Сколько вас было?

      - Трое. Вон - Виктор лежит, а тот - Валерий... Ну... с нами, значит ещё четыре лошади были, две собаки.

      - Лошади, собаки... Это что ещё такое?

      - Как что? Кругом лошадей полный луг, а она спрашивает! Вон ходят: с ногами, с копытами, с хвостами! Или это, по-твоему - жуки с пауками?

      Берегиня рассмеялась:

      - Вон оно что! Коней лошадями кликаешь. А собаками кого ж?

      Лях нахмурился:

      - Порубили гады наших собачек. Тут где-то лежат. Ну, мохнатые, зубастые, на волка схожи. Или, может, и волк у вас по-иному зовётся?

      - Да нет, так же. Уразумела я: про псов ты говорил. Смекнула я, откуда вы взялись. Из Отрубного мира прошли, так?

      - Угу.

      - Давно?

      - Второй день.

      - Зачем пошли? Кто путь указал? Случайно да нечаянно втроём да на конях, да с припасами не ходят.

      - Валерка подбил приятеля искать. Да и там, в нашем мире, не особо прижились. Ему, Валерке, то бишь, в башку втемяшилось, что Вадим, приятель его, то есть, в ваш мир провалился. Ну, вот и пошли.

      Внезапно заинтересовавшись, подошла вторая берегиня, пошатываясь от усталости, обратилась к подруге:

      - Яра, они, случаем, не про того парня, что к Семёновской заставе выбрел? Вчерась только сороки с весточкой прилетали.

      - Может, и про него, а может, и нет. Сама, Ольха, знаешь: тот мог и сто лет назад тому прибыть, а мог и не появиться ещё.

      Марцинковский оторопел:

      - Это как?

      - Так. Миры наши рядышком, а время в них по-разному течёт. Всякий раз по-иному. А вообще: странное что-то творится с границей. Нерушимой она творилась. Говорят, ранее никто сквозь неё проникнуть не мог. Только для единого человека дорога была позволена. А ныне: вы вон втроём прошли, друг ваш нечаянно проскочил. Про других слыхала. А есть ли средь вас тот человек, для кого единственного путь открыт был, не узнать. Ветшает кон, а не должен был бы. И чьими стараниями люди проходят, не знаю. Подумаю, так страшно становится. Не враг ли хлопочет? Чьей волею вы прошли? На чью мельницу воду лить станете? Чью руку примете?

      Лях возмутился:

      - Да ты что?! Сама же проверила! Песню петь заставили - спел. Какого вам ещё надо? Теперь опять в злодеи записываете.

      - Да не горячись ты! - перебила Ольха, - Никто тебя в навьины слуги не числит. Только, сам небось знаешь, и с благими намерениями человека можно хитростью во зло перевернуть. Это раньше в нашем мире просто было: эти - в Свете, те - во Тьме. Нынче же всё перепуталось. Было: чёрное да белое, стало: пёстрое да серое. Что далеко за примером ходить: ямурлаки от веку наивернейшими слугами Врагу считаются, а сегодня вон: воин раненый мне рассказал, что как наскочили на обоз нечистики, стали народ резать, так один ямурлак дитё выхватил, собой закрыл и со своими рубиться начал, пока не убили его. Вот и думай после этого.

      - Кто рассказал-то? - заинтересовался Глузд.

      - Рыжий вон тот, - указала на спящего Вяза берегиня.

      - Ладно, пошли, руки вымоем, - потянула подругу Яра.

      Девушки ушли к реке. Александр окликнул:

      - Эй! Погодите вы! Если этот, про которого вы говорили, и есть наш знакомый, то где его искать?