Парис удивленно глядел на сестру, стараясь понять, к чему она клонит.
— Божественная любовь так же ослепительна, как это солнце, — сказала девушка. — Но нет ставен, которые могли бы укрыть от нее…
Ясновидящая потрогала краешек резьбы. Движение ее руки было медленным. Прикосновение пальцев к деревянному кружеву показалось Парису тревожным, трепетным, будто не только пальцы, но и ставни были живыми.
— Бездонная и переменчивая, точь в точь это море, — в голосе царевны послышалась усталость. — Боги относятся с легкостью к нам, смертным. Божественная любовь может оказаться не даром — тяжким наказанием.
— И тем не менее, за неделю божественной любви, — не задумываясь, проговорил царевич, торжественно растягивая слово “божественной”: — За одну неделю я согласен терпеть потом наказание всю жизнь…
— А ведь это очень долго — вся жизнь, — задумчиво сказала Кассандра.
— Все равно, я согласен.
— Божественная любовь может быть и разрушительной, недаром ведь Энюо так часто оказывается рядом с Афродитой…
— Да, Богиня любви и Богиня разрушения часто ходят вместе, — прошептал Парис. — И все же я согласен на все. За одну неделю…
Кассандра горячо перебила его: — Хорошо, если бы это касалось только тебя, но ведь ты же не пастух, ты царский сын. Твой дом весь Илион. То разрушение, которое грозит тебе, грозит всему городу, всем его жителям, всем нам, твоим близким!
— Что же ты видишь — разрушение?
— Я вижу чужие корабли, — прошептала царевна.
Она смотрела сквозь ставни и стены куда-то в неведомую даль. Во взгляде ее угадывалась смертная тоска.
— Я вижу вражеские костры на берегу: их великое множество. Я вижу смерть, рабство, разрушение. Войну и горе, — Кассандра всплеснула руками и закричала во весь голос: — О Боги, сколько горя я вижу!
Тогда Парис стал успокаивать ее. Он обнимал ее, гладил по лицу, целовал то в глаза, то в шеки. Он был ласков, нежен и добр. Но он, конечно же, не верил ей.
— Ну что ты, девочка, — говорил царевич. — Взгляни хорошенько: нет кораблей, нет костров… Море тихо, прекрасно… Волны его легки, спокойны, ничто не предвещает беды. Ты ошиблась, тебе померещилось, сестра: видно, Аполлон слишком напугал тебя. Разве может любовь вызвать войну? Любовь должна приносить счастье — не войны…
В ответ Кассандра вздрогнула всем телом.
— Мало ли где и с кем ходит страшная Энюо… Эрида тоже ходит с Афродитой, значит ли это, что любовь вносит в жизнь раздоры? — продолжал рассуждать Парис. — И боги войны, Афина и Арес… Так что ж? Просто, все они дети Зевса, все они бессмертные боги, все они вместе… К тому же, — царевич опустил голову и прошептал: — Нет у меня никакой любви, ни божественной, ни человеческой… Наверно, я провинился перед Афродитой…
Царевна слушала и всхлипывала все тише.
— Иногда я смотрю на себя, как будто вижу со стороны, — вслух размышлял Парис. — Нет недостатков в моем теле. Нет изъяна в моем лице…
— Ты прекрасен, — с ласковой улыбкой подтвердила Кассандра.
— А любви нет. Наверно, я все-таки провинился перед Афродитой… Раз она забыла обо мне…
— А нимфа Энона? — напомнила Кассандра. — Разве не проводил ты с ней дни и ночи? Разве не ласкали вы друг друга, не обещали друг другу вечной верности? Вспомни, разве не любит она тебя?
— Ты-то откуда знаешь! — удивился Парис.
Впрочем, так же, как впускать Энону в жизнь настоящую, он считал ниже своего достоинства отказываться от существования нимфы в жизни прошлой. Но афишировать семье былую любовь Парис не рвался.
— Нет, это не то… — царевич рассеянно покачал головой. — Не то…
“Бедная Энона” — думала вещунья. В один день любимый забыл о ней. Стоило ему только стать принцем.
— Но слышал я… — перебил мысли сестры Парис и лицо его странно изменилось: — Прекрасней всех женщин в мире, подобие самой Афродиты на земле, царица Спарты… И так же умна, как прекрасна. Она достойна меня. Я хочу увидеть ее и увижу.
Глаза Париса засверкали: он уже мысленно видел Елену, а рядом себя. Он уже чувствовал себя обладателем самой прекрасной женщины в мире.
— Хотя бы она была замужем за всеми мужьями на свете, я увижу ее, мою мечту! — воскликнул царевич. — Чего бы мне это не стоило, я увижу золотокудрую Елену.
— Нет! — страшно закричала Кассандра. — Нет, нет, нет! — захлебываясь собственным криком, повторяла она. Тело Кассандры билось в рыданиях, она не могла произнести ни слова, кроме этого страшного короткого “Нет”.
Первые несколько минут Касс не могла открыть глаза. Мир на высокой скорости кружился вокруг в одном направлении. Постепенно, вращение замедлило ход. Через некоторое время, оно, наконец, прекратилось совсем.
Еще через несколько минут Касс смогла открыть глаза. Попробовала приподняться: каждое движение давалось с трудом. Медленно она вышла на веранду, так же медленно подошла к бассейну.
Стоя на краю, стянула ночную хламиду, нагая вошла в воду, стряхивая с себя удушье.
Ночь была скользкая, душная: куда только делся чудный, пропахший метеолой, вечер. Звезды пропали, небо давило сверху и было тяжелым, черным, каким-то мутным. Без луны и без звезд это небо, внезапно ставшее жутким, казалось почти плоским, ненастоящим, будто нарисованным.
