Ката - [15]

«Тридцатисемилетняя актриса сияла от счастья», – бормотала она вслед за диктором.

Ката не только прилежно смотрела телевизор – но и выкурила море сигарет, одетая в халат, рубашку и широкие хлопчатобумажные штаны с узором, напоминающим обои. Она не припоминала, чтобы когда-нибудь раньше носила эти вещи, и уж тем более – чтобы сама купила их. Наконец-то распаковала рождественский подарок от Инги: в свертке была «Маленькая книжка о счастье» – сборник изречений, призванных сделать читателя счастливее. Ката быстро пролистала книжку, а потом выкинула ее в мусорное ведро.

За день до Нового года позвонил Хильмар, улыбчивый человек, руководивший расследованием, и сообщил Кате, что в районе Бустадир[6] произведен арест. Задержанного, человека по имени Гардар Эйстейнссон, подозревали в том, что именно он совершил звонок об обнаружении Валы и располагает дальнейшими сведениями о ее смерти. Его опознали по записям с камер слежения в магазине, где он покупал телефон, и возле мусорного бака, где его обнаружили.

– Гардар Эйстейнссон, – произнесла Ката, как бы примеряя это имя к тому, чего ей не хватало в жизни. Оно не подходило.

– Его машина соответствует описаниям, которое дали вы и которое мы получили от ваших соседей. А это означает, что наша догадка была верна: следивший за вашим домом и позвонивший – одно и то же лицо. Что очень удобно для расследования.

Ката спросила, что этот человек делал перед ее домом, но Хильмар ответил, что пока не выяснил это.

– Он знал Валу?

– Вряд ли. Он сказал, что парковал машину на вашей улице, пока ходил на прогулки по Мысу, а после сидел в машине, курил и отдыхал. И смотрел на море. А что касается телефона, он признаёт, что покупал его, но отрицает, что звонил. Утверждает, что потерял его в торговом центре «Крингла».

– И вы ему поверили?

– Конечно, нет. Но даже если Гардар Эйстейнссон будет вынужден сознаться, что звонил, неясно, скажет ли он еще что-нибудь. У него хороший защитник, а сам он раньше отбывал срок за нанесение увечий и наркоторговлю. Десять месяцев назад, через некоторое время после исчезновения вашей дочери, мы заметили, что его больше не видно в кругу друзей и что он, если так можно выразиться, взял себе отпуск от увеселительных мероприятий. Сейчас мы выясняем причины этого и расспрашиваем его приятелей.

Хильмар говорил медленно и взвешенно. Ката на миг подумала, что наедине с самим собой он не улыбается: лицо у него тогда становится стертое, плоское, ничего не выражающее. Она спросила еще что-то, а Хильмар ответил: он, мол, не в силах утаить от нее, что дело может оказаться запутанным, а пока идут допросы, слишком распространяться о нем он не может.

– Нам еще предстоит выяснить, какое отношение к этому делу имеет Гардар. Я рекомендую проявлять умеренный оптимизм.

– Как это понимать?

– В таких делах первые дни – самые важные. Но они имели место более года назад, и чтобы проследить всё до них, требуется время. Однако у нас хотя бы есть достаточно всего, чтобы задержать Эйстейнссона и принажать на него. Уж поверьте мне…

Но Ката не верила. После той реакции, с которой она столкнулась, пока Вала числилась в розыске, после их сомнений в том, что случившееся – серьезно (мол, подумаешь, дурная девчонка сбежала от своей не менее дурной мамаши), она уже ничего не ждала. Хильмар пообещал вновь связаться с ней в течение нескольких дней, и они распрощались.

9

Январь лег на мир всей своей тяжестью. Снега навалило столько, что Тоумасу каждый день приходилось расчищать выезд из гаража, а в саду несколько деревьев сломались. Когда Ката просыпалась по утрам в десятом часу, дом был погружен в тишину – пока она не спускалась вниз и не включала радиостанцию «Классика FM». Музыка шла фоном, и она не слушала ее, а сидела, глядя одним глазом в телевизор, а другим – в книгу, которую перелистывала, не читая. Купила в местном магазине корм для птиц и рассыпала его с балкона в саду, и, сидя у окна, смотрела, как птицы клюют зернышки.

Когда звонил телефон, Ката отвечала только на звонки со знакомых номеров и совсем не отвечала на многочисленные и-мейлы с приглашением дать интервью телепрограмме «Прожектор» или газетам «Моргюнбладид», «Де-Вафф»[7] или каким-нибудь журналам. Она еще согласилась бы на это, если б в ее «капитуляции» было что-то геройское, если б она была похожа на движение по тернистой, но верной дороге к самосовершенствованию, – но ведь это было не так. И ей просто хотелось, чтобы ее оставили в покое.

По утрам Тоумас ходил в бассейн, после обеда – играть в снукер или гольф, а в промежутках садился в каком-нибудь кафе в центре и ел ланч. По вечерам же запирался у себя в кабинете, где в последнее время также взял манеру ночевать. Казалось, между ними установилось молчаливое согласие: нижний этаж принадлежит ей, верхний – Тоумасу. Единственной причиной, отчего он все еще не выходил на работу, был страх: а что подумают другие? Чтобы поскорее вернуться к себе в больницу и сохранить самоуважение, когда он вновь приступит к операциям, Тоумас дважды в неделю посещал психотерапевта, которого рекомендовал ему кто-то из хирургического отделения. Он ничего не желал так страстно, как работать: тщательно вымыть руки, облачить их в латекс и оперировать, говорить: «зажимы», «скальпель на 10», «скальпель на 12», «расширитель грудной клетки», «пилу». Слиться с жесткими стерильными рамками операционной, оставив самого себя за дверью.