Кастрация - [10]
Я молчал, глядя на своего собеседника.
- Скажите, а как вы себе представляете связь между отдаленными эпохами? - неожиданно говорит он, оскалившись в спокойной неприязни к какому-то внезапному собственному ощущению. - Ну, мы снова возьмем для примера те же самые три или четыре сотни лет, о которых мы сейчас рассуждали.
- В виде потока корпускул, - тотчас же отвечаю я, рассматривая узкий подбородок хозяина дома и все мало-мальски примечательное в его лице. Он все еще поигрывает оружием, которое не выпускает из рук. - Подобно магнитным силовым линиям вокруг проводника. В виде потока незримой лучистой энергии, пронизывающего пространство. Один конец этого потока в нас самих, другой же...
- Пространство? - переспрашивает он и тут же соглашается. Пространство, которое вмещает в себе весь немыслимый путь, пройденный планетой, галактикой и еще более крупными природными образованиями за взятый нами промежуток времени. Так? Путь в однообразной космической ночи, в омертвляющем холодном одиночестве? Лояльность к жизни во всякое настоящее мгновение, еще, наверное, скажете. Этого, разумеется, и вполне достаточно.
- Так, - подтверждаю я, - а мы еще всякое мгновение выбираемся из собственной оболочки, поминутно оставляя за собой угасающий шлейф предыдущего существования, подобно следу быстро перемещающегося объекта на светящемся экране электроннолучевой трубки. И всякая невозможность и немыслимость возвращения хоть в какую-либо прежнюю канву вполне способна вызывать в иных из нас беспричинную и неосознанную тоску - сродни собачьей тоске - по безвозвратно прожитой и утраченной сущности. Вопрос, разумеется, только в способности чувства. Каждому прошедшему мгновению жизни мы сооружаем умственные мемориалы, в которых поклоняемся сознанию невозможности вечного существования. В иных из них столпотворение, паломничество, в иных запустение...
- Да, - подхватывает он, - а вот еще нимбы над головами святых в христианской мифологии это тоже, должно быть, явление того же самого рода, как вы считаете? Что-то такое вроде отличительной оболочки, отличительного знака избранника особенной духовности?..
- По-видимому, это так, - соглашаюсь я.
Вдруг он делает несколько резких круговых взмахов саблей, со свистом рассекая воздух. Пару раз конец сабли проносится возле моего лица и туловища, не то, что бы опасной близости, нет, совершенно не опасной, но такой, что ее можно посчитать оскорбительной для моего достоинства, а можно и не посчитать. Я стараюсь стоять не шелохнувшись во время всех взмахов и только наблюдаю за его действиями, слегка сощурив глаза. Не знаю, для чего ему понадобилось такое испытание моих нервов.
- Ну, теперь уже, наверное, - спустя минуту говорит он, отходя к стене и убирая саблю в ножны на ее прежнем месте, - вам поздно искать прибежища в религии, если прежде были не особенно религиозны. Обычно бывает нужно пройти нечто вроде карантина в новых убеждениях, прежде чем они станут давать какой-либо положительный практический эффект.
- Наверное, - сухо соглашаюсь я.
- Великолепие оружия, - продолжает он, - только подчеркивается, как вы видите, искусностью примененного обрамления для него. Это своеобразный контрапункт: опасность - убежище, воин - жилище, смерть - успокоение... Вы здесь можете увидеть, сколь ценные материалы применяются и для изготовления ножен: редкие породы дерева, кожа, кость, золото, серебро, драгоценные камни, шкурки соболей и горностаев, - он все еще возле стены. Смотрю пристально в его прямую, открытую для меня во всей ее беззащитности спину, и вдруг странная мысль мелькает у меня в голове. Я вдруг понимаю, для чего вообще, собственно, меня сегодня так настойчиво приглашали в этот дом. Этот дом и эти люди - это всего лишь ступень, ступень, которую я должен преодолеть, пройти и оставить ее позади себя. Почему-то во мне есть особенная уверенность в справедливости моего открытия. Он вдруг оборачивается ко мне с усмешкою на лице и, глядя мне прямо в глаза, спрашивает:
- Ну что? Догадались?
- О чем? - с некоторым удивлением спрашиваю у него.
- Для чего вас приглашали сюда.
- Думаю, что да, - отвечаю ему.
Он еще смотрит на меня. И медленно говорит:
- Ну а я думаю, что нет оснований сомневаться в том, что вы все угадали верно.
Немного все странно, думаю я, рассматривая его спокойное лицо. Будто нарочно мне подсовывают сегодня хичкоковские сюжеты. Если этот день окажется длинным, я сделаюсь мистиком и сумасшедшим, наверное. Избранник лунных затмений. Вражда. Сухость.
- Что есть, по-вашему, движущая сила искусств? - спрашивает спутник мой, дверь запирая, и на этот раз та тихонько скрипит.
- Презрение к быдлу, должно быть, - отвечаю, - если вы именно это хотели услышать. - Ни секунды не обдумывает. Благослови, Боже, детей Своих, у которых в себе самих все всегда решено.
- Вы знаете, есть Мыс Доброй Надежды... Одна из наиболее южных материковых точек мира. А согласно принципу зеркальности и северная оконечность мира тоже должна получить какое-нибудь сакраментальное наименование. Например, Впадина Злой Безнадежности. Как, по-вашему? - но только молчу. Не слишком-то он любопытствует мнением моим. Изучать ли мне великие виды беспамятства, носители которых закоснели в гордости? В битве с беззлобностью. На ногах.
Роман Станислава Шуляка «Русское народное порно» пребывает в русле традиции, не особенно прижившейся в отечественной литературе, традиции, представленной такими авторами, как Маркиз де Сад, Дэвид Герберт Лоуренс, Генри Миллер. Повествовательный психологизм соединяется здесь со сгущённым эротизмом, и замешена сия смесь безудержной стихией народного языка. Результат выходит поистине взрывоопасным.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Аннотация:Роман-особняк Станислава Шуляка «Непорочные в ликовании». Странные герои, говорящие странным языком, пребывают в странных, эксклюзивных обстоятельствах. Страх и насилие правят сим городом, не позволяя обывателю разогнуться, вздохнуть полною грудью. Не таков ли и наш мир? Не подобен ли он библейскому Содому? Ответ каждый ищет для себя сам.
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.