Каспийские легенды и сказки - [13]

Однажды Данислан, вспомнив о черной девочке, велел позвать ее к нему. Нетвердой поступью вошла она в кибитку и робко остановилась, делая князю поклон.

— Ну здравствуй, малютка! — ласково произнес Данислан-бей. — Здорова ли?

Девушка сердечно поблагодарила князя за заботу о ней.

— Вот видишь, ты ведь, кажется, хотела утопиться. Что принудило тебя к этому?

— Виновата, князь. Точно, я хотела утопиться, так как не могла больше сносить мучений…

— Может быть, ты сама в чем-нибудь провинилась?

— Нет, князь. Я ни в чем не провинилась. Я всегда всех слушала и делала то, что мне приказывали. Ела только тогда, когда мне что-нибудь бросали. Сама взять что-нибудь или спросить я не смела. Ложилась только тогда, когда все крепко засыпали, а вставала раньше других.

— Так за что же тебя били? Сент говорит, что ты была той ночью, когда я тебя увез, изрезана, точно ножом.

— Так угодно княжне. Когда бывало ей скучно, она приказывала слугам раздеть меня и бить, а когда били, смотрел и смеялась. Прежде меня били плетьми да розгами, то ещё было терпимо, а затем княжна велела сделать колесо, к которому меня стали привязывать и бить по всему телу железными нитками. Редкий день проходил без этого. А в тот день, когда ты меня спас, били долго, холодной водой обливали…

— А зачем ты меня тянула за бешмет и указывала куда-то рукой?

— Я не могла говорить: боялась, что услышат нас в камыше… Я хотела, чтобы ты не ходил к княжне и воротился домой. Я слышала, князь, как она говорила, что никогда не пойдет за тебя замуж… Я знаю, как она зла, а потому подумала, что погубит она тебя, ни за что погубит… — шепотом добавила девочка и заплакала.

Рассказ девочки тронул доброе сердце Данислана, но он никак не мог придумать, как и чем ей помочь. А его думы, между тем, неслись, как тучи, все дальше и дальше. «Что это за женщина? — думал он о княжне. — Неужели в самом деле у нее такая злая душа?» Эти мысли часто посещали его бедную голову, и он, призывая все чаще и чаще черную девочку, расспрашивал ее о княжне. Вей узнал от черной невольницы, что княжна распоряжалась всем аулом Так, как хотела, что своего отца она не только не уважала и не боялась, но довела до того, что он стал ее бояться, с братьями она ужиться не смогла и заставила их покинуть отцовский аул. Женихов у ней было прежде множество. Всех их она принимала, ласкала, завлекала, но ни за кого из них идти замуж не собиралась. Двух женихов она отравила ядом, двух из ревности поссорила и заставила выйти на поединок, на котором один упал мертвым, а другой… получил тяжелую рану в спину кинжалом от подосланного убийцы и тоже вскоре умер.

Но что бы ни услышал князь дурного о княжне, он не переставал ездить к возлюбленной.

Хотя повелительницей аула была княжна, однако она не хотела, чтобы люди знали о приездах ночного гостя. С наступлением ночи верные ей старухи обходили аул как тени, никем не замеченные, и, удостоверившись, что все уже спят, в том числе и Адамат-бей, зажигали у моря огонь. Увидев костер, бей звал своего Кара-ата и плыл на Дальний бугор.

В это время старый Багадур-хан выдавал свою дочь за одного бея. На предсвадебный пир он позвал всех подвластных ему холостых беев. К Данислан-бею также приехал посланник хана с огромной свитой. Бей угостил их на славу. Но его мучило одно: какой ответ он должен дать хану? Жаль ему было расставаться с милой княжной, не взяв от нее слово, что она ни за кого другого не пойдет замуж. Данислан решился воспользоваться этим случаем и настоятельно требовать от нее ответа: пусть она или даст слово или откажет. Поручив гостей своим ближним, бей, никем не замеченный, отправился на Дальний бугор. Княжна приняла Данислана, как всегда, ласково. Усевшись у ног бея, она пела нежные песни…

Вдруг ветер со стороны Князь-бугра донес до них шумные клики пировавших. Данислан вздрогнул, а княжна спросила:

— Что это у тебя, милый бей, делается в ауле? Прежде такого шума там не бывало.

Данислан рассказал ей о прибытии посла от хана и прибавил:

— Вот видишь, моя милая, я должен ехать к нему; ослушаться — сама знаешь — нельзя. А ты до сих пор мне ничего не сказала.

— Я тебе тысячу раз говорила, что люблю тебя, что без тебя не могу жить… Чего же ты еще хочешь?

— Я хочу, чтобы ты была моей женой: тогда я поверю, что ты меня любишь.

— А теперь почему ты мне не веришь?

— Как же мне верить? Ведь не первый я у тебя жених. Говорят, что и прочим ты говорила, что и мне. Трудно назвать ту птицу своею, которая летает под облаками.

— А! — воскликнула княжна, встав со своего места и гордо откинув голову. — Ты хочешь прежде поймать эту птицу, посадить в железную клетку, а потом по своему произволу щипать ее, когда вздумается. А если эта птичка не пойдет на твою приманку, если она слишком любит свою свободу? Впрочем, позволь спросить тебя, князь: что ты сделал для меня такое, чтобы я могла убедиться, что, женившись на мне, ты потом не выгонишь из своей кибитки или, наскучившись моими ласками, не заведешь других жен?

— Правда, я для тебя ничего не сделал, но ведь и ты от меня ничего не требовала. Что я люблю тебя больше всего на свете — так нужно быть слепому, чтоб этого не видеть. Если ты пойдешь за меня замуж, то будешь счастлива. Я не променяю тебя на всех женщин в свете! Я все сделаю для тебя.