Каспар Хаузер, или Леность сердца - [135]

— Откройте, — кратко приказал Квант.

Войдя в комнату, он прочитал своему «ученику несколько наугад выбранных фраз и попросил сказать, как они звучат в переводе. Каспар помолчал, затем ответил, что он сделал только предварительную работу, а сейчас намеревался сесть за перевод. Квант спокойно на него взглянул, выразительно произнес: «Так!» — пожелал Каспару доброй ночи и удалился.

Сойдя вниз, он рассказал жене, как обстоит дело, и оба пришли к выводу, что это просто мальчишеское упрямство. На следующее утро Квант доложил советнику Гофману о происшедшем, тот написал краткое письмецо Каспару и попросил учителя его передать. Каспар прочитал письмо в присутствии Кванта и, кончив, явно расстроенный, отдал ему его обратно. В письме советник деликатно предостерегал его от свойств, присущих лишь низким характерам, которые, так там и стояло черным по белому, к сожалению, не вовсе чужды нашему Хаузеру.

В тот же вечер, и опять после ужина, Квант принес несколько учебных тетрадей Каспара и сказал:

— Из этой тетради, Хаузер, снова вырезана страница. А вы отлично знаете, что я уже бесчисленное множество раз запрещал вам это делать.

— Я посадил кляксу на эту страницу и не хотел, чтобы она осталась в моем сочинении, — отвечал Каспар.

Вместо ответа Квант пригласил юношу пройти вместе с ним в его кабинет. Жене он предложил зажечь свечу, а сам схватил лампу и пошел впереди Каспара. Придя в кабинет, он тщательно запер обе двери, предложил Каспару сесть и — завел свое:

— Надеюсь, вы не предполагаете, что ваши слова я принял за чистую монету?

— Какие слова? — слабым голосом спросил Каспар.

— Относительно кляксы. В эту кляксу я не верю.

— Почему вы не верите?

— Вам, вероятно, известна поговорка, кто раз соврал, тому и на правду веры нет. А вы, друг мой, не один раз мне соврали.

— Я не лгу, — отвечал Каспар так же слабо и беззвучно.

— И у вас хватает дерзости сказать мне это в лицо?

— Значит, я лгу, сам того не зная.

— Эх вы, крючкотвор! — с горечью воскликнул Квант. — Если я не всякий раз ловлю вас на лжи, то причиной этому мое глубокое убеждение — мне вас от этого порока не излечить. Так стоит ли понапрасну расстраиваться? Вы привыкли упорно твердить «нет», покуда вас не доведут до такого состояния, что сказать «нет» вы уже не можете, а сказать «да» все равно не хотите.

— Разве я должен говорить «да», когда надо сказать «нет»? Докажите, что я солгал. — Каспар взглянул на учителя взглядом, который тот мысленно охарактеризовал «коварным».

— Ах, Хаузер, как мне больно, что вы вот так смотрите на меня, — сказал Квант. — Доказательств у меня более чем достаточно, я даже не знаю, с какого начать. Помните историю с подсвечником? Вы утверждали, что у него отломилась ручка, а между тем было неопровержимо доказано, что она прогорела.

— Было так, как я сказал.

— Ну, этим утверждением вы от меня не отделаетесь! Можете быть уверены, что я тщательно проверил всю эту историю и записал ее, дабы, в случае необходимости, отдать полный отчет о вашем поведении.

Каспар смешался и промолчал.

— Далее, рассмотрим случай меньшей давности, — продолжал Квант, — собственно, никакого значения не имело, сделали вы перевод третьего дня или собрались сделать его сегодня. Поскольку день у вас занят, вы имели полное право сесть за эту работу вечером. Почему же вы сказали, что перевод готов, если вы его даже не начинали?

— Я думал, вы спрашиваете, сделал ли я подготовительную работу.

— Смешно. Вы имели дерзость придать моим словам обратный смысл. Я ясно спросил: готов ли ваш перевод? Моя жена была свидетельницей.

— Значит, я не так вас понял.

— Обычные уловки. Вы даже и не подготовились к переводу. Морочьте кого-нибудь, кто меньше вас знает. Я бы хотел никогда вас не знать; в конце концов из-за вас, того и гляди, лишишься репутации честного человека. Но не только я теперь вижу вас насквозь, а и другие. Немного осталось семейств, в которых вас считают правдивым, достойном человеком. Большинство уже понимает, что у вас пошлая фантазия и низкопробная амбиция, что вы ведете себя равнодушно и нагло по отношению к менее знатным, когда вам открывается доступ в дома более знатных. Вы лживый человек, и в каждом отдельном случае я знаю, говорите вы правду или нет, известно ли вам то, о чем вы говорите, или неизвестно, что может привлечь ваше внимание, а что остается за его пределами. Сейчас я приведу вам недурной примерчик, кстати сказать, из самого последнего времени. За обедом у нас зашел разговор о советнике Флиссене. Моя жена заметила, что славному старику, вероятно, тяжело жить вдали от Вормса и своих близких. Я заметил, что у советника множество родни на Рейне и столько-то внуков. Вы вмешались и заявили, что внуков у него одиннадцать, вы, мол, знаете об этом из разговора в доме генерального комиссара. Я ответил, что слышал о девятнадцати внуках, но вы стали уверять, что их одиннадцать. Я не знал, что вам на это ответить, но зато знал, что цифру одиннадцать вы назвали наобум, только чтобы похвалиться перед нами, чтобы лишний раз произнести «генеральный комиссар» и показать нам, как вы хорошо знакомы с интимными обстоятельствами людей, посещающих его дом. Положа руку на сердце, разве это не так?