Каштановый человечек - [127]

Он смотрит на Марка и чуть-чуть оттягивает кожу под глазом, точно хочет спросить, не считает ли его Хесс непроходимым тупицей. Да, он просто вспомнил легенду, которую приезжий выложил ему в самом начале, решив, что лучше повторить старую ложь, чем выдумывать новую. И рассказал, что помогает датским коллегам в обследовании одного пациента «принудиловки», некоего Линуса Беккера, у которого прослеживается маниакальный интерес к определенной фотографии с места преступления на Мёне в 1989 году. Чем меньше распространяться о том, чем он на самом деле занимается, тем лучше.

– Я думаю, на этом мы закончим. Как зовут твоего начальника в убойном отделе?

– Бринк, это важно.

– Да с чего мне тебе помогать копаться в этом дерьме?! Я и так уже полчаса на тебя потратил. А меня сестра ждет, она в сугробе застряла.

– С того, что я не уверен, будто Эрум убил твоего коллегу Мариуса Ларсена. Или, если уж на то пошло, и всех остальных тоже.

Тучный инспектор смотрит на него, и Хесс уже думает, что сейчас он сардонически ухмыльнется. Но в словах Бринка не слышится удивления; скорее они звучат так, словно он старается убедить себя самого:

– Мальчик не мог этого сделать. Мы выдвигали такую версию. Но это невозможно. Ведь ему было всего десять-одиннадцать лет.

В ответ Хесс молчит.

107

Дело о кровавой бойне на Мёне в 1989 году весьма обширно. Однако начавшийся несколько лет назад процесс оцифровки документов архива вордингборгского отдела полиции продвинулся настолько, что Хесс имеет возможность просматривать материалы на мониторе компьютера, а не рыться в окружающих его запыленных папках. Впрочем, последнее было бы для него предпочтительнее. Сгорая от нетерпения, он прислушивается к звонкам ожидания на своем мобильнике и скользит взглядом по полкам. Непостижимо, сколько забытых историй человеческих страданий, зафиксированных государственными органами с течением времени, хранится в различных архивах, реестрах гражданской регистрации и на серверах…

– Вы седьмой в очереди.

Бринк проводил его в подвал и отпер дверь архива – неказистого, насквозь пропыленного помещения, с выстроившимися в ряды стеллажами, уставленными коробками и папками. Окон здесь нет, лишь длинные допотопные люминесцентные лампы, каковые Хесс в последний раз наблюдал, когда еще сидел на школьной скамье. Так что вид комнаты сам по себе напомнил ему, сколь сильно он ненавидит подвальные и вообще подземные помещения.

По словам Бринка, объем документов по делу настолько велик, что его решили оцифровать в первую очередь, чтобы освободить побольше места на стеллажах. Благодаря этому Хессу теперь приходится читать материалы на экране старого, производящего страшный шум компьютера. Бринк предложил ему свою помощь и чуть ли даже не настаивал, чтобы остаться, но Хесс предпочел поработать в одиночестве, не отвлекаясь на внешние раздражители. Ему, естественно, звонили несколько раз на мобильный – в первую очередь Франсуа, который, видимо, уже понял, что Хесс в Бухаресте не появился, – но Марк на вызовы не отвечал.

Он точно знал, что именно ему надо найти, но все же история захватила его и Марк стал вникать в детали. Самое яркое впечатление оставило описание первой встречи оперативников с близнецами. Когда их нашли, они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и мальчик обнимал сестру. Девочка вела себя апатично, будто находилась в шоковом состоянии. Мальчик воспротивился, когда их разлучали, чтобы поодиночке отвести к «Скорой». И вел себя как «дикое животное». По результатам обследования врачи подтвердили, что детей подвергали издевательствам и насилию, для чего, собственно, и было оборудовано подвальное помещение. Их попытались допросить, но это оказалось делом совершенно невозможным. Мальчик все время молчал – да так и не вымолвил ни слова. Девочка же, напротив, была необычайно словоохотлива, но отвечала невпопад; видимо, просто не понимала суть вопросов. Присутствовавший при этом психолог пришел к выводу, что она, скорее всего, старалась вытеснить из памяти нежелательные воспоминания и жила как бы в параллельной реальности. Судья освободил их от участия в последовавшем затем судебном разбирательстве, и к тому времени двойняшек уже поместили во временно замещающие семьи в разных районах страны. Власти решили разлучить близнецов, чтобы им легче было дистанцироваться от прошлого и начать жизнь с чистого листа. Хесс не был готов назвать это решение мудрым.

Первым делом он, разумеется, выписал на клейкий листочек имена близнецов – Токе и Астрид Беринги, – а также их номера гражданской регистрации. Правда, информация о прошлом детей была весьма скудна. Из справки сотрудника службы соцзащиты следовало, что их подкинули на ступеньки родильного дома в Орхусе в 1979 году, когда им было не более двух недель от роду. Не вдаваясь в подробности, автор справки далее сообщал, что до того, как за два года до кровавых событий появиться в «Каштановой усадьбе» – так называлась ферма Эрумов, – близнецы проживали и в других приемных семьях. С каждой новой прочитанной строкой Хесс все больше и больше чувствовал, что приближается к разгадке тайны. Однако предчувствие успеха улетучилось, когда он забил регистрационные номера близнецов в полицейский спецреестр, желая выяснить, где они проживают в настоящее время.