Карточный мир - [5]

Перед ним была груда: золотые монеты, тяжелые серебряные рубли, бумажки… Лицо его раскраснелось, глаза горели и в возбуждении, как пьяный, он говорил без умолку.

Стол окружили сплошной стеною. Пытающие счастье подходили, оставляли все свои деньги и отходили с проклятиями.

Происходило небывалое: то он всех убивал одной козырною двойкой, то — когда у партнеров открывались по два и по три козыря и все уже ликовали — он показывал двух тузов и опять забирал все ставки.

— Федя, брось! — раздался оклик.

Виталин поднял голову и увидел у стола Кострыгина.

— С восемнадцати рублей! — крикнул он хвастливо.

— Поди, с тысячу есть?

— Больше! — с яростью ответил один из играющих.

— Больше? И того лучше! — сказал весело Кострыгин, — идем ужинать!

— Еще одну только! — смеясь произнес Виталин и взял карты.

— А потом бросьте, — шепнул ему черт, — довольно.

Виталин кивнул и снова стал метать с таким же счастьем, но его успех уже охладил игроков и игра стала мелкая по своим ставкам.

Он дометал до конца и, собрав всю кучу денег в салфетку, встал из за стола.

Завистливый шепот раздался со всех сторон.

Кострыгин подхватил Виталина под руку и повлек в буфетную.

— Там сосчитаем! Идем! — говорил он и в его голосе слышались лесть и зависть.

Виталин громко смеялся и повторял:

— С рубля! С последнего рубля! Благодаря вот им… Он оглянулся, но черт уже исчез, весело думая: «шабаш! Теперь не сорвется»…

— Вот сюда! Давай считать! — суетливо заговорил Кострыгин, усаживая приятеля к столу и стараясь взять от него салфетку, но Виталин удержал ее у себя и бережно развернул на столе.

— Ну, давай!

Они стали считать деньги, сперва сортируя их.

Виталин дрожащими руками стал считать бумажки — сперва сотенные, потом пятидесятирублевые, двадцатипятирублевые и — наконец, трехрублевые, а Кострыгин звенел золотом, быстро и ловко отсчитывая по сто рублей и раскладывая по кучкам.

— Ну, у тебя сколько вышло? — спросил он, оканчивая счет и незаметно опуская в жилетный карман несколько монет.

— Две тысячи триста семьдесят один рубль!

— А у меня семьсот сорок, да еще серебро! Они сочли серебро.

— Девяносто два рубля! Итого — три тысячи двести три рубля! — быстро сосчитал Кострыгин.

— Это с восемнадцати рублей! С рубля! — воскликнул Виталин, жадно собирая деньги и рассовывая их по карманам.

— Я на вас ужасно проигрался. Дайте с выигрыша хоть пятнадцать рублей! — услышал он просительный голос и поднял голову.

Вокруг стола стояло несколько человек с заискивающими улыбками на лицах.

— Дай им! — сказал Кострыгин, подмигивая рыжему толстому еврею.

— С удовольствием! Вам сколько?

— Пятнадцать рублей!

— И мне, пожалуйста!

— И мне!

К нему протянулось несколько рук. Он брал золотые монеты и раздавал торопливо и радостно.

— Попрошу тридцать рублей… до завтра, — хрипло произнес сухой, как щепка, отставной корнет в выцветшей синей куртке.

— Ну, и довольно! — властно произнес Кострыгин, — человек, шампанского и счет!..

Трое лакеев, почтительно согнувшись, стояли в ожидании и теперь быстро метнулись исполнить приказание.

Кострыгин положил пухлую руку на локоть Виталина и дружеским тоном проговорил:

— Тебе, Федя, как говорится пофартунило. А почему? Потому что я тебя сюда привез! Ведь правда? Сам бы не поехал?

— Да я и не знал, — смеясь ответил Виталин.

— Совершенно верно! Так ты, Федя, мне помоги, дружок. Одолжи три сотни… на недельку!

— Сделай милость! — поспешно ответил Виталин и отсчитал ему триста рублей.

Три тысячи рублей! Он никогда не имел сразу более двухсот рублей и теперь эта сумма казалась ему миллионом.

— Вот друг! — с чувством произнес Кострыгин, небрежно опуская в карман деньги. — А теперь выпьем и домой!

— Домой! Домой! — оживленно повторил Виталин и его охватило нетерпение поскорее увидеть жену и поразить ее и рассказом, и деньгами.

— Да, я домой! Ты уж один! — повторил он, наскоро выпивая стакан вина, и вскочил с места.

— Стой! А твой адрес? Завтра будешь?

Но Виталин уже торопливо шел к выходу.

Кострыгин добродушно махнул рукой, сел поудобнее и стал медленно пить вино.

— Кто это? — спросил его шепотом юркий брюнет, садясь за столик.

Кострыгин усмехнулся.

— Пижон! В первый раз! Совсем с ума сошел. Художник Виталин.

— Тс… — сказал подходя к столу толстый армянин, — все равно все деньги назад принесет.

— Ну, это как! — серьезно ответил брюнет, — везло ему непостижимо. Насквозь!

Подле столика образовалась группа и все расспрашивали Кострыгина о его приятеле.

— Ты его притащи сюда! — заключил беседу высокий брюнет с физиономией бандита.

— Сам вернется! — смеясь ответил Кострыгин и встал от стола.

— Да, и везло! — задумчиво проговорил брюнет и, сосчитав свои деньги, снова направился в игорную залу.

VIII

Гони не жалея! — говорил Виталин извощику и мчался по пустым улицам в глухую улицу Петербургской стороны, радостно думая, как обрадует свою Наташу.

Три, четыре часа тому назад он был полон отчаянья с последним рублем, а теперь — богач!

— Гони, братец! — повторял он извощику, подъезжая к Ружейной улице.

Извощик свернул с Каменноостровского проспекта; потянулись заборы, за которыми торчали опушенные снегом деревья, темные домики с закрытыми ставнями.