Картины из села Гаврилова - [5]

Саша слушал и снова смотрел на картину, и снова пытался вспомнить, где он видел недавно такую же девушку.

— У нас и в прошлом веке все Гавриловы были грамотными, — продолжал милиционер. — Потому что учились у неё в школе. И статьи она печатала в журнале «Современник», самом передовом в России. С тех пор мы и стали Гавриловыми, а раньше у нас фамилий не было.

— И я тоже — Гаврилов, — удивился Саша.

— Твой отец из нашей деревни, потому и Гаврилов. У всех коренных одна и та же фамилия, а у пришлых — Ильины. Они при Елизавете Антоновне учителями работали. И теперь Ильин — тоже учитель. — Милиционер взглянул на часы. — Пора. Пойдём, покажу ещё одну музейную ценность, а последний отдел — в другой раз.

Он достал из кармана милицейских брюк большой ключ, проскрежетал замком и открыл толстую деревянную дверь. Здесь, в узкой каморке на стене напротив окна висели две небольшие картины. Они были похожи на иконы, но лишь похожи — Николай Павлович как раз зимой объяснял Саше, что первые русские портретисты вышли из иконописцев. И портреты писали как иконы. Даже на специальных досках.

— Парсуны? — вспомнил Саша их название.

— Точно! — Милиционер посмотрел на него с уважением, потому что не всякий знает такое слово. — Редчайшие! С трудом их отвоевали от ваших, из Русского музея, — хотели забрать к себе, говорят, для такой ценности необходимо специальное охранение. Елизавета Антоновна Гавриилова рассказывала деду нашего Ильина, что это портреты её предков времён царя Алексея.

Они вышли на крыльцо, Саша зажмурился от солнца, а милиционер засмеялся:

— Вот и художница к нам идёт.

По улице с холма напротив спускалась Света.

С этюдником через плечо, в лёгком сарафанчике она шла к ним и удивлённо смотрела на Сашу.

— Что вы так разглядываете друг друга, — засмеялся милиционер, — или не знакомы?

— Мы… мы знакомы, — сказал Саша, заикаясь.

— Ты же в Крым поехал? — удивилась Света.

— В Крым, конечно, в Крым, — счастливо говорил Саша, когда она приблизилась. — Только сначала в деревню к родственникам.

— И я тоже — к родственникам. Ведь я же — Гаврилова.

— Так и я — Гаврилов.

Милиционер послушал их разговор, а потом сказал разочарованно:

— Вы и правда знакомы.

— Саша у нас натурщиком был, — объяснила Света.

Эти слова: «у нас» и «натурщиком» Сашу слегка кольнули. Никакой он не натурщик, а сам по себе. Сначала остановила на улице, уговорила помочь, а теперь натурщиком называет. Но эта обида быстро прошла, потому что Света сказала:

— Пошли, покажу место, где буду писать этюды.

На холм вела неширокая извилистая дорога с примятой по бокам травой, а на холме возвышалось белое здание с колокольней.

— Смотри!

Света неожиданно остановилась посредине холма.

Саша оглянулся вокруг и почувствовал в сердце тихое волнение. Внизу голубой дугой извивалась река, справа поднималась по холму деревенская улица с бревенчатыми избами, деревьями и огородами, слева по другому холму тянулась берёзовая аллея, а позади вырастало и уходило к небу белое здание с колокольней.

— Я вчера, как пришла сюда, сразу поняла — это место для этюдов, — сказала Света.

— Эй! — позвал их вдруг мальчишеский голос, когда они шли уже по деревенской улице. — Люди! — Голос шёл вроде бы с большого тополя. — Куда смотрите? Я на крыше!

Тополь заслонял крышу дома. Саша чуть наклонился и увидел на железной, вполовину покрашенной крыше человека в засученных до колен штанах. На голых ногах у него были кляксы голубой краски.

— Откуда приехали?

— Из Ленинграда, — ответил Саша.

— Брат с сестрой, что ли?

— Почему обязательно брат! — Света даже пожала плечами. — Мы знакомые, Саша у нас натурщиком был.

— Понятно, — ответил человек с крыши, хотя было видно, что он ничего не понял.

Они смотрели на него снизу вверх и молчали.

— У меня стремянка упала, а в крапиву прыгать неохота.

Саша и Света неуверенно открыли калитку и подошли к стремянке. Стремянка оказалась тяжёлой.

— Так вас Саша и Света зовут? А меня Федькой. — Он соскочил на землю. — Вы, значит, друг дружке натурщики? Это всё равно что как — двоюродные?

— Натурщик — это значит модель, которую рисуют с натуры. Только живая, — пояснила Света.

— Ясно, — проговорил Федька, хоть ему было снова ничего не ясно. — Видали там анекдот? Туристы приехали к Протоке, рыбу хотят ловить, а туда даже ёрш не заходит. Как Я тут крышу крашу, ничего? — перебил он самого себя.

— Очень весёлый колер, — ответила Света.

— Точно, — с удовольствием согласился Федька, — сам подбирал. Жалко, в деревне никого не застали. Вы — сюда, а они — туда. Я бы тоже поехал, да корова. Мать с отцом хотели её вести на мясокомбинат, а я говорю — не отдам, и всё. Мать говорит, согласен утром и вечером сам доить — оставим. Я её теперь и дою.

— Пойду поработаю, — сказала Света, — у меня по плану два этюда.

Саша хотел объяснить, что он тоже бездельничать не будет. «Очерки истории Византии» — серьёзная научная книга. Но ему было обидно за «натурщика» и за «модель, которую рисуют с натуры, только живую», и он ничего не сказал. «Она, что же, меня с кувшином сравнила или с коробкой, которые на рисовании рисуют?»

Часа полтора читал Саша свои научные книги, а потом услышал: