Картины эксгибициониста - [8]

Время пролетело незаметно, и мне нужно продемонстрировать своё мастерство в игре на фортепиано широкой аудитории, чуть большей, чем близкие родственники (весьма спорное утверждение). Кто хочет услышать произведение «Соната Плохая идея» какого–то древнего композитора? Пройдет много времени, прежде чем что–то серьезное будет сочинено и исполнено — больше, чем до сексуальной инициации. Нужно было избавиться и от других страхов пубертатного периода. Это был очень болезненный процесс, и методы избавления приняли разнообразные формы.

West Tarring School не входила в число школ, из стен которой вышли выдающиеся люди. Туда ходили ребята из семей служащих и рабочих, которые не сумели закончить начальное образование — аттестационный экзамен илевен–плас определяет, пойдешь ли ты учиться в обычную школу или техническую. Некоторые ребята происходили из цыганских семей, пользовавшихся дурной славой. На прилежных учеников нагоняла страх банда школьных хулиганов, известная своими разбоями. Карманные деньги спасали от расправы по дороге домой. Я видел, как у моих друзей быстро снижалась успеваемость, они теряли концентрацию на уроках, если к ним начинали приставать. Мне повезло больше остальных. Следовало предпринять меры, если человек в учебе демонстрировал пассивность. Точнее её можно определить как серьезная форма мечтательности при работе над рифами Флойда Крамера.

Мой приятель, сейчас психолог, а также известный эксперт в области поведения животных, ликовал, когда обнаружил ахиллесову пяту одного хулигана, которого мы больше всего боялись. Он не был таким уж большим, но все расступались перед ним в страхе, когда он шёл по коридору. Люди отводили глаза из страха напороться на режущее как меч: «Чего уставился? Хочешь получить?» Никто не давал отпор, тем самым потакая его безнаказанности.

План друга был прост. «Просто смотри на него и ничего не говори. Просто смотри». Мы тренировались друг на друге, словно это была игра «Кто первый моргнет». Так мы развлекались до тех пор, пока не становилось скучно, затем шли воровать яблоки из местного сада.

В те дни воровство яблок был любимым видом спорта британских школьников, выросших в сельской местности. Чтобы стать асом в яблококрадстве, необходимо хорошо знать местную округу. Разведывая выбранные сады на верных десятискоростных велосипедах, мы знали, как туда проникнуть и что более важно — как оттуда выбраться. Всё планировалось заранее самым тщательным образом. Когда потенциальный объект нападения был выбран, его местонахождение шепотом передавалось из уст в уста всем верным людям.

Мой друг и я нацелились как–то после школы на один такой. Перемахнув через забор, мы попали в изобилие спелых яблок, соблазнительно свисавших со сгибающихся под их тяжестью ветвей. Казалось, яблоки только и ждали, чтобы два неряшливо одетых, с рубашками из–под–пятницы–суббота и галстуками вкривь, школьничка съедят их. На вражеской территории нужно работать быстро, хватая добро и засовывая в растянутые карманы. В последнюю очередь яблоки отправлялись в растянутую парусом рубашку. Затем обратно через стену и… вот он, наш враг номер один!

— Воруете, значит?

— Кто, мы?

— Ну–ка подогнали мне яблок, быстро!

Я почувствовал дрожь в коленках, пытаясь на практике реализовать стратегию «Как заводить друзей и оказывать влияние на людей» и глядя в упор на самого страшного хулигана. Враг принял устрашающий вид, и я, используя отвлекающую тактику, взял из кармана яблоко и стал его есть. Наконец, нерешительно схватив оставшиеся яблоки, я закинул их обратно в сад, затем смерил хулигана взглядом в стиле Кэрри Гранта — одна бровь вверх, другая вниз, как меня учил друг Питер Кризи.

— Ты псих, Эмерсон — сказал бандит, отступая. — Реальный псих.

Местное хулиганье оставило меня в покое, потому что я играл Джерри Ли Льюиса. «Намано, не трогай его, он лабает рок–н–ролл на пианине».

Ежедневные поездки на велосипеде в тускло–мрачные стены «музыкального будуара» мадам Коллиндж вскоре стали такими же утомительными, как и развозка бакалеи, приносившая, впрочем, мне до 15 шиллингов в неделю. Для этого у меня был специальный велосипед, с корзинкой на переднем колесе, который я нагружал заказами сыра, помидоров и бекона. Тяжелые пакеты не только серьезно нарушали равновесие, но и закрывали вид. Удивительно, как я не превратился в уличную пиццу.

Чудеса обычно даровались святым. И я стал мальчиком в хоре. К сожалению, церковное вино в ризнице со временем разбавилось до консистенции морса. Но жаловаться не стоило, так как вместе с остальными мальчишками, мы выпили его почти полностью. Что ж, зато получили хороший кайф. Вскоре меня исключили за то, что я избил альта Уэйна Уильямса.

Очкарик Уэйн достал меня настолько, что в один прекрасный день за пределами церкви я надавал ему по полной программе. Увидев очки, я вспомнил совет отца не бить очкариков, поэтому перед тем как нанести удар, снял с его лица вышеупомянутый предмет. Викарий позднее с симпатией рассказывал моей матери, что альта стоило поколотить, чтобы он мог петь как сопрано.

Как–то перед самым Рождеством родители сообщили, что у них нет денег на подарок. Мне было их жаль, но, проснувшись в рождественское утро, я с трепетом обнаружил носок с яблоком, мандарином и горстью грецких орехов. Однако, самым большим подарком стала поездка на Рождество в Лондон к бабушке. Родственники, казалось, заняли каждый уголок и трещину в гостиной на Перси Роуд, где главное место занимало пианино. Никто не обратил внимание на мое замечание, что его настраивал водопроводчик. Оно издавало бодрый нестройный звук, но это абсолютно нормально, когда у тебя в руках стакан вишневого ликера или виски. Мой отец не переносил алкоголь и поэтому с удовольствием садился за инструмент, к вящей радости остальных. Когда я забирался под клавиатуру, чтобы посмотреть, как его руки, наигрывая популярную мелодию, двигаются одновременно в разных направлениях, меня наполняло восхищение. Он поймал мой взгляд.