Картинки нижегородского быта XIX века - [18]
Последними в галерее нижегородских декабристов были два брата Крюковы, сыновья губернатора Александра Семеновича Крюкова. На примере этой семьи ярко сказалась начинавшаяся рознь между идеалами отцов и детей, позднее блестяще отображенная русскими писателями и публицистами. Отец Крюков, чиновник-карьерист, вицегубернаторствовал в Нижнем с 1810 года и «пересидел» двух губернаторов — Руновского и Быховца, заменив последнего в 1818 году. Предками своими Крюков считал внука выходца из Большой Орды Тимофея Крюка и ряд бояр, «кормившихся» в разное время на воеводствах. Последнее обстоятельство, указывавшее на постоянное «цепляние» Крюковых за городовую власть, послужило основанием для внесения в родовой герб символической эмблемы — двух крюков, положенных крестообразно на шпагу.
Крюков в Нижнем напоминал своих предков — воевод. Так же, как они, — карал, казнил и миловал. Так же, как они, — округлял живот свой в прямом и переносном смысле. Прибыв на губернаторский пост «яко благ, яко наг, яко нет ничего», он за пятнадцать лет приобрел именье в 400 душ, давшее ему ценз по баллотировке — после отставки в 1826 году — в нижегородские предводители дворянства.
Сыновья Александр и Николай, как и большинство их сверстников, молодых дворян, служили в военных полках и сравнительно мало времени проводили в Нижнем. Отца они интересовали только тогда, когда бывали у него на глазах, в остальное время он о них почти не думал. И вот случилось именно так, что отец в 1825 году вскрывал письма «неблагонадежного» Шаховского, руководил усмирением крестьянских волнений, сочинял грозные директивы карательному отряду, а в то самое время сыновья были деятельными членами «Южного общества» и ближайшими сотрудниками Пестеля…
Конец первого пятилетия николаевского царствования принес стране после перенесенных ею тяжелых войн с Персией (1826 г.) и Турцией (1828—29) еще ужасное, невиданное и неслыханное эпидемическое бедствие, особенно сильно проявившееся в Нижнем Новгороде. Россия в прежние времена знала «черную смерть» (чуму), «моровое поветрие» (сибирскую язву), но здесь было нечто другое. Признаки болезни, обнаружившейся сперва в Астрахани, состояли в сильном расстройстве желудка и обнаруживались почти внезапно: больной заметно, на глазах худел, изменялся в лице, как бы таял, за непрерывной рвотой и поносом следовали судороги, предшествовавшие смерти, наступавшей через несколько часов после начала болезни. Удивительная особенность эпидемии, принявшей массовый характер, заключалась в том, что она как бы поднималась по Волге, против течения и господствующих ветров.
Слух о приближении страшной гостьи, получившей официальное название «холеры», дошел и до Нижнего. Переполошившиеся власти поспешили принять меры, начав, как и всегда в казенной практике, с «изучения явления». Это дело было поручено оператору нижегородской Врачебной управы коллежскому советнику Беляеву, который, потрудившись неделю в кабинете, доложил, что причину распространения холеры видит в «особенном состоянии атмосферы». Простой народ нашел прообраз ее в библии: «…Не пресыщайся во всякой слабости и не разливайся на брашна. Ибо во многих брашнах недуг будет и пресыщение приближит даже до холеры»…
Религиозно настроенные люди в этих словах увидели «указующий перст Божий», и в дальнейшем это убеждение послужило-поводом для некоторой части раскольников избегать врачебной помощи, чтобы не идти против «господней воли». Губернатор Бибиков решил «не пущать» холеру в нижегородские пределы. Для этой цели по дорогам и выездам из губернии устроили заставы и карантины, а городничим и исправникам предложили всех приезжих из смежных восточных губерний тотчас «обращать вспять». Полицию снабдили подробным «описанием» болезни, и полицейские чины ревностно принялись искать подходящие симптомы у всех больных, какие попадались под руки. Такая «экспертиза» явилась для полиции добавочным источником обогащения. Не желавших откупиться пугали препаратами, присланными для «производства исследования» — ланцетами, шприцами и проч. (В то время при всякой болезни применялось обильное кровопускание.)
Холера пришла в Нижний не сухопутной дорогой: впервые заболевания начались у бурлаков. Губернская власть и здесь осталась верной себе: первым ее действием было распространить среди бурлаков составленное нижегородским лекарем Мартыном Бруннером «Руководство для предохранения себя от холеры». Начальный пункт руководства гласил: «всевозможно беречься от простуды, по ненастному времени одеваться теплее и иметь прочную обувь, если же случилось кому быть на дожде или замочить ноги, то, немедленно, сбросив одежду и обувь, заменить оные сухими и теплыми».
Бурлаки, проводившие всю жизнь мокрыми, «щеголявшие» в лаптях или опорках на босу ногу, не особенно обижались на такую инструкцию, ибо не могли прочитать ее за поголовной безграмотностью. Поэтому не узнали они и о втором пункте руководства: «во время ночи или дня отнюдь не спать на дворе, а кольми паче на мокрой земле».
Зато третий пункт, содержащий требование — «не обременять желудка пищей», выполнялся ими и без того неукоснительно.
