Картинки нижегородского быта XIX века - [17]
При допросе следственной комиссии Михаил Бестужев представил показания на французском языке, объясняя, что ему легче на этом языке излагать свои мысли. После отказа комиссии принять такой текст, ему пришлось целые ночи просиживать в камере со словарем и переводить на русский язык свои объяснения. Суд применил к нему высшую кару — виселицу. В нижегородском обществе весть об ужасной казни вызвала потрясающее впечатление. Родители отреклись от сына, и даже упоминание его имени в роду Бестужевых-Рюминых на долгие годы сделалось запретным…
Анненковы — представители нижегородского чиновничьего дворянства. После войны 1812 года Александр Никанорович Анненков служил советником Губернской гражданской палаты.
Ничем не замечательный, вялый и нерешительный по характеру, Анненков единственный раз в жизни обнаружил недюжинную энергию, когда тайком увез себе в жены сорокалетнюю девицу Марию Якобий, дочь всесильного сибирского сатрапа, богача и самодура Ивана Якобия. Последний, впрочем, скоро помирился с зятем и отделил в приданое дочери несколько имений в разных губерниях и два дома в Москве.
Жизнь А. Н. Анненкова оказалась непродолжительной; он умер (между 1815–1818 годами), оставив после себя двух сыновей и завещав в пожизненное владение жене свои родовые нижегородские земли (деревни Борцово, Анненково, Ногаево, Неледино и др.), а Марья Ивановна Анненкова, почувствовав себя свободной владелицей колоссального состояния, немедленно обнаружила яркие черты наследственности своего отца. Взбалмошность и сумасбродство «Якобихи» не имели границ.
Проживая в большом доме, она обедала поочередно во всех комнатах, передвигая столовую мебель ежедневно в новое помещение. Любила наряжаться и, обладая гардеробом до 5000 платьев, обычно выбирала туалеты по специально напечатанному каталогу, снабженному образцами их фасонов. Она страдала боязнью холода: одеваясь утром после сна, ставила перед собой шесть горничных девушек, которые имели на своем теле различные принадлежности ее нижнего белья, чтобы теплотой своего тела их предварительно согреть.
Место в креслах, сиденье в карете также нагревались специально приставленной толстой немкой.
Оба сына Анненковой — Григорий и Иван воспитывались в духе дворянской морали и строгих понятий о чести рода и мундира. И тот и другой считались в своих гвардейских полках кутилами, ловеласами и бреттёрами. Младший, Иван, в 1820 году убил на дуэли по совершенно случайному поводу своего сослуживца Ланского. Старший, Григорий, убит на дуэли в 1824 году своим однополчанином. К характеристике дворянских нравов того времени можно добавить, что Анненкова, узнав о смерти старшего сына, сказала: «Ну, что ж, — другому больше останется».
Случайное убийство сослуживца и, особенно, бессмысленная смерть на дуэли брата оказали сильное влияние на психику Ивана Анненкова. Он стал уединяться и много думать о себе и своей жизни. В скором времени молодой кавалергард отошел от кружка кутил своего полка и сошелся с отдельными гвардейцами-офицерами, жившими интересами иного порядка. В конечном результате, кавалергард Иван Анненков оказался замешанным в декабрьских событиях. Следствие выяснило, что он состоял в «Южном обществе», знал о замысле на цареубийство и, хотя не принимал непосредственного участия в выступлении на Сенатской площади, но не донес о нем. Его приговорили по второму разряду — к каторге.
В нижегородском обществе большие разговоры вызвала не столько ссылка этого блестящего представителя местного «бомонда», сколько сопутствовавшие ей обстоятельства. После ареста Анненкова выяснилось, что у него есть невеста, готовящаяся стать матерью. Этой женщиной, существования которой никто из родных гвардейца ранее не подозревал, оказалась француженка Полина Гёбль.
Дочь парижанина-аристократа, пострадавшего от революции 1789 года, Гёбль эмигрировала в Россию и добывала себе хлеб ремеслом модистки. Роман между молодыми людьми, начавшийся летом 1825 года на ярмарке в Пензе, где Гёбль была по поручению модной фирмы, а ротмистр Анненков покупал лошадей для полка, закончился прочной связью. Считая себя фактически женой, Полина Гёбль много времени добивалась и, наконец, с величайшим трудом (бросилась с прошением в руках под но́ги лошадей экипажа проезжавшего императора) добилась разрешения следовать за осужденным в Сибирь, где спустя некоторое время их брак был официально признан.
Несколько особое место в нижегородском обществе занимал князь Федор Петрович Шаховской. Происхождением новгородец, офицер Семеновского полка, Шаховской был одним из учредителей «Союза спасения», но отошел от общественного движения задолго до декабрьских дней. Выйдя в 1819 году в отставку, он поселился в с. Ореховце Ардатовского уезда — именье жены, и повел жизнь, резко отличавшуюся от жизни большинства дворян-помещиков его круга. В Ореховце им собиралась громадная библиотека, состоявшая из сочинений на русском, французском, немецком, английском, итальянском и латинском языках, которыми в совершенстве владел князь. Посвящая свое время изучению философско-политических проблем, Шаховской вел обширную переписку с выдающимися учеными и мыслителями разных стран и мог по справедливости считаться одним из наиболее передовых русских людей 20-х годов XIX века. Уединенная жизнь ореховецкого помещика, не отвечавшего на посещения соседей, вызвала с их стороны сначала удивление, а вслед за ним негодование. Анонимным доносом довели до сведения царя, что Шаховской «наполнен вольнодумством и в разных случаях позволяет себе делать суждения, совсем неприличные и не могущие быть терпимыми правительством…» На запрос Петербурга по этому поводу нижегородский губернатор отвечал 31 марта 1823 года, что Шаховской ведет знакомство лишь с двумя-тремя домами ближайших соседей, «где между разными разговорами вмешивает суждения, доказывающие вольнодумные его качества, восхваляя и приводя в пример управления иностранных государств…» При этом сообщался слух, что, рассчитавшись с кредиторами по имению, князь собирается уехать в чужие края, которые во всех отношениях «предпочитает своему отечеству…» За Шаховским немедленно был учинен секретный надзор со вскрытием переписки. Присягу на верность Николаю I Шаховской принес в ореховецкой церкви — другими словами, в петербургских событиях участия не принимал. Но в конце января 1826 года нижегородская полиция перехватила письмо, извещавшее Шаховского, что его разыскивает следственная комиссия. Для предупреждения побега его доставили в нижегородскую кордегардию, а в марте отправили в столицу. Шаховской держался с удивительной нравственной стойкостью и самообладанием. Имея мало данных для его осуждения, комиссия основывала свое убеждение в виновности Шаховского главным образом на кличке «1е tigre» (тигр), данной ему бывшими коллегами по «Южному обществу» за горячие, страстные речи. Мерой наказания для Шаховского избрали лишение чинов, дворянства и ссылку на поселение. В Сибири, однако, он не дотянул до положенного срока: невозможные условия жизни в Енисейске подточили слабое с детства здоровье и вызвали расстройство умственных способностей. Им овладела религиозная экзальтация на нервной почве, выразившаяся в форме протеста против господствующего вероисповеданья. Перевезенный на жительство в Суздальский монастырь-тюрьму, Шаховской умер в мае 1829 года.
