Картина убийства - [44]

Я положила себе кусочек чеддера и немного айвового сыра[45].

– Кто-нибудь знает, почему это называют айвовым сыром? – поинтересовалась я. – На сыр это мало похоже.

– Если тебе будет от этого легче, то в Испании это называют «мембрилло»[46], – сказала хозяйка.

– Ничуть не легче, – ответила я.

– Изначально мармелад делали из айвы. Мне кажется, это португальское слово. Marmelada или что-то в этом роде. А айва у них – marmelo.

– Потрясающе, – заметила я, – но это ничего не объясняет. О «сыре» речи пока нет.

– Ну а «лимонный крем»[47]? К свернувшемуся молоку он имеет мало отношения. Может быть, мы просто любим называть фруктовые вещи всякими «сырно-творожными»[48] названиями.

– Ладно, этого достаточно, – сказала я и какое-то время молча жевала свой сыр с крекером. – Возвращаемся к нашей истории. Хардкаслы живут в Лондоне, я неуклюже пытаюсь превратиться в личную горничную леди, но, в общем и целом, все идет нормально.

– Я никак не могу забыть, что вам было только семнадцать, – перебил меня Скинз. – Всем личным горничным, которых я знал, было никак не менее тридцати.

– Всем, каких ты знал? – повторил Барти. – А что, их было так много?

– Достаточно. Были когда-то и мы рысаками…

– Меня это удивляет не меньше вашего, – продолжила я. – Но у меня была масса времени, чтобы постепенно освоить все – у леди Хардкасл имелась привычка внезапно надолго исчезать, и я оказывалась предоставлена самой себе. Я научилась шить и штопать, выводить непонятно как появляющиеся пятна на шелке и кружевах – то есть всему тому, что необходимо настоящей горничной леди. Чаще всего я сталкивалась с пятнами крови, грязи и дегтя, и это вызывало бы у меня гораздо меньше вопросов, если б я заранее знала, что на уме у моей хозяйки перед ее исчезновениями, но я слишком старалась, следуя терпеливым указаниям мистера Оттертуайта, вывести их, так что задумываться о причинах их возникновения у меня не было времени.

– А ведь я несколько раз уже была готова рассказать тебе все, – заметила леди Хардкасл. – Я разрывалась между необходимостью хранить государственные секреты и желанием рассказать, откуда у меня на манжете жакета чужая кровь или грязь на юбке. Я ведь вполне могла сказать, что наткнулась в темном переулке на своего осведомителя с ножом в животе и мне пришлось убегать от тех, кто сделал это с ним, чтобы они не сделали того же со мной. Но мне почему-то казалось, что это не та вещь, которую стоит говорить валлийской девочке, знающей жизнь только по книгам, которую я взяла к себе в дом в качестве своей горничной.

– А я, со своей стороны, ни о чем не подозревала. И если б не видела, как они обожают друг друга, то подумала бы, что частые отлучки миледи означают, что у нее есть любовник, хотя это и не объясняло повреждений на ее одежде. То есть в этом случае это должна была быть какая-то африканская страсть. Так что я продолжала делать свою работу, а миледи, хоть мне и не хочется говорить этого в ее присутствии, была образцовой хозяйкой. Мы прекрасно ладили, и первый год моей работы был невероятно приятным. Однако вскоре я заметила, что сэру Родерику явно не сидится на месте. Несколько месяцев он вел переговоры о новой командировке и летом восемьдесят пятого года получил, наконец, то, что хотел. Его направили в Шанхай.

– Я всегда хотел побывать в Китае, – заметил Барти. – Когда-то в Лаймхаузе у меня была интрижка с китаянкой. Она была само очарование. Я даже готов был жениться, но ее семья настроилась категорически против.

– Ты? – удивился Скинз. – Жениться? Хватит заливать. Единственная, на ком ты чуть не женился, была та, из Шордича, с бегающими глазками. И то лишь потому, что ее братец пообещал разобраться с тобой, если ты этого не сделаешь.

– У нее волосы были как шелк… – Казалось, Барти не слышит его. – И самые нежные руки в мире…

Я решила оставить его наедине с воспоминаниями и продолжила:

– Мистер Оттертуайт отказался последовать за своим хозяином, но по причинам, которые я никогда не пойму до конца, леди Хардкасл настояла на том, чтобы я поехала с ней.

– А что мне было делать без своей горничной-недоучки? – вмешалась в рассказ миледи. – Ведь впереди меня ждала масса крови, грязи и дегтя. И кому же я могла доверить чистку своей одежды?

– Ну, если на это посмотреть с такой точки зрения… Так вот, я написала маме и сестре, упаковала свои жалкие пожитки и взошла на борт парохода компании P&O, который направлялся на таинственный Восток. Поездка заняла три недели. Три недели! Я прочитала в своей жизни достаточно мемуаров разных путешественников и видела достаточно атласов, чтобы предположить, что Китай – это где-то очень далеко… но три недели! А ведь я всегда считала, что от дома Мамгу до бакалейной лавки дистанция огромного размера.

– От нашего балагана до бакалейщика тоже не близко, – заметил Скинз.

– Так вот, – сказала я, нахмурившись, – сэра Родерика назначили в Британское консульство в Шанхае, и нам выделили небольшой домик в английском поселении. Сказать по чести, там было все равно что в Лондоне, только теплее. Поселок был переполнен европейцами, и его с трудом можно было отличить от Кенсингтона