Картезианский развратник - [51]

Судя по довольному виду, она как нельзя лучше подходила к разряду тех старых святош, о которых мне говорил отец Симеон. Я решил воспользоваться ее чувствами, не сходя с места. «Итак, — сказал я самому себе, — удачного ощипывания». Для начала следовало прощупать почву: старуха моя была изрядной болтушкой, и я ловко вывел ее на разговор о семье. Сначала ругательства в адрес изменника-мужа, растратившего к тому же ее состояние. Достойная дама, похоже, была уязвлена в самое чувствительное место. Следующий поток брани — на голову мошенника-сына, последовавшего примеру своего вероломного отца. Все похвалы достались дочери, в которой старуха находила все свое утешение. По ее словам, девушка обладала редкостным благочестием, ангельским характером и почти все время проводила у себя в комнате, дабы как можно меньше соприкасаться с этим нечистым миром. Словом, это девица, чье единственное занятие и радость составляют труд, и молитвы и которая выходит из дому только лишь затем, чтобы отправиться в церковь.

— О, дорогая моя сестра! — вскричал я тоном Тартюфа. — Как же вы должны быть счастливы, видя свое повторение в подобном создании! Но в какую церковь ходит эта святая девица? Не в нашу ли? Я был бы счастлив, если бы мог вдохновиться ее примером!

— Вы каждый день встречаете ее здесь, — отвечала старуха. — Но как бы ни потрясало всех ее благочестие, ее красота потрясает еще больше; впрочем, стоит ли говорить о красоте с вами, человеком святым? Вам это должно быть безразлично.

— Ах, дорогая моя сестра, мы были бы несправедливы, если бы отказались от законного восхищения красотой созданий Господних, особенно когда их мирские достоинства дополняются добродетелями небесными.

После подобного замечания моя старуха, ловко мной направляемая, нарисовала портрет своей святой, и я узнал в нем пикантную брюнетку, регулярно посещающую все наши службы. «Ты был прав, отец Симеон, — сказал я себе, — вот и обещанная прихожанка. Прибережем ее, она может нам пригодиться». Разумеется, я испугал бы мать, если бы при первой же беседе обязал ее заставить дочь ходить ко мне на исповедь. Я сделал это на втором сеансе и, дабы окончательно убедить мою старуху, отпустил ей все грехи, как прошлые, так и настоящие. Я охотно дал бы ей отпущение грехов будущих, если бы она того пожелала, — мне-то это ничего не стоило. А пока я порекомендовал ей почаще приходить очищаться в водах покаяния. Так закончилась моя первая исповедь.

Мне кажется, я так и слышу, как мои читатели подбадривают меня:

— Что ж, дом Бугр, вы на правильном пути и, конечно, теперь сможете избавиться от приключившегося с вами недомогания!

Да, читатель, да, не успел я напустить на себя святость, как она тут же подействовала. Радуйся, Боже! Сколь сильно благочестие! Я уже достаточно возбужден, и предполагаю, что вскоре возбужусь еще больше!

На следующий день я не преминул отправиться на службу, сами понимаете, с какими намерениями. Я увидел свою брюнетку, молящуюся со всем пылом непорочной души. Вот, сказал я себе, сие очаровательное дитя, этот образец всех добродетелей! О, что за наслаждение будет вкусить столь лакомый кусочек! Как сладостно будет преподать ей первый урок любовных утех! Виват! Я исцелился, я возбудился подобно кармелиту; почему я не сказал «подобно целестинцу»? Неужели кармелитов обуревают большие желания? Но вот я замечаю, что моя прихожанка смотрит на меня. Неужели ее мать говорила ей обо мне? Дабы погасить огонь, который во мне разжигал один ее вид, я хотел поскорее заняться онанизмом. А ее взгляд, доставивший мне такое наслаждение, был, вероятно, всего лишь проявлением набожности.

Я самоудовлетворился и сорванное удовольствие, испытанное мной при виде своей прихожанки, придало мне уверенности в том, что я смогу достичь и большего. Я ожидал счастливого случая, и он представился мне несколько дней спустя.

Однажды я зачем-то вышел из монастыря, а когда вернулся, привратник, открывая дверь, сказал, что в исповедальне вот уже два часа меня ожидает юная дама, желающая говорить только со мной. Я немедленно помчался туда, и каково же было мое удивление, когда я узнал свою прихожаночку! Едва увидев меня, она поспешно бросилась к моим ногам.

— Ох, пожалейте меня, святой отец! — воскликнула она, заливаясь слезами, что помешало мне заговорить с ней.

— Что случилось, милое дитя? — спросил я, услужливо поднимая ее. — Доверьтесь мне. Господь милосерден. Он видит ваши слезы, и они уже возымели свое действие. Он простил вас, а теперь откройте свое сердце вашему исповеднику.

Она попыталась заговорить, но разрыдалась с новой силой и без сознания рухнула в мои объятия. Потрясенный случившимся, я чуть было не свалял дурака, вознамерившись позвать на помощь. Я даже сделал несколько шагов к выходу, но по здравому размышлению остановился. «Куда ты идешь, — спросил я себя, — разве не надеялся ты на подходящий случай?» Я приблизился к моей прихожаночке, расшнуровал ей корсет и раскрыл грудь: никогда еще я не видел столь прекрасной груди. Расстегивая красавице платье и сорочку, я и не надеялся на столь божественное зрелище. Передо мной предстали два полушария, огромных, белоснежных и крепких, словно мрамор. Мне захотелось их стиснуть, я принялся целовать их, я прижимался к ним лицом, я целовал губы моей красавицы и впитывал ее дыхание. Внезапно, охваченный порывом, которому и сам не смог бы дать объяснения, я кинулся к двери, ведущей на улицу. Я притворился, что открываю и закрываю дверь, как если бы вышел позвать кого-нибудь. Затем вернулся к моей прихожаночке, схватил ее в объятия и любовно сжал. Внезапно меня охватила дрожь, я отпустил девушку, взволнованно оглядел ее и вдруг, озаренный пришедшей мне на ум идеей, подхватил красавицу на руки.