Карта Творца - [72]

— А Прибке — он не спрашивал тебя обо мне?

— Юнио представил меня как сеньориту Фабрегас.

— Значит, ты теперь не замужем.

— Временно. Это часть плана. Все должно выглядеть так, будто он за мной ухаживает.

— Юнио слишком проворен. Теперь он хочет выслужиться, чтобы оградить себя от преследования союзников, когда они освободят город. Он на днях признался мне в этом. Однако я и пальцем ради него не пошевелю, если будет такая возможность.

Во мне говорила злоба затворника.

— Разумеется, Юнио придется заплатить за совершенные им преступления, но это не помешает трибуналу быть объективным и учесть помощь, которую он оказывает Сопротивлению. Быть может, удастся добиться смягчения приговора, — заметила Монтсе.

— Значит, так и окончится эта история: «Убийца добился смягчения приговора, и они жили долго и счастливо»?

— Ты опять об одном и том же! Может, стоило увезти тебя из Рима в горы? Там бы ты успокоился.

— Я не хочу, чтобы ты обращалась со мной как с чахоточным больным. Я всего лишь несчастный узник.

— Ты беженец, а это значит, что тебе повезло. Узники сидят в тюрьме Реджина-Коэли, в подвалах на виа Тассо и в пансионе Ольтремаре. И многих из них пытают, прежде чем расстрелять.

— Ну, раз мне повезло, мне бы хотелось, чтобы сегодня ночью мне повезло еще больше и ты осталась со мной, — брякнул я.

— Извини, но мне приказано не задерживаться в этой квартире больше, чем потребует необходимость.

— А это сколько? Минуту, час, два, три? Сколько?

— Во всяком случае, не целую ночь. Первое правило — не привлекать внимания соседей. У немцев повсюду агенты.

— У тебя свидание с Юнио?

— Мы ужинаем с немцами в «Эксельсиоре». Там будет присутствовать генерал Мельцер.

— Ух ты, сам король Рима! — присвистнул я презрительно.

Генерал-лейтенант Курт Мельцер, заменив генерала Штахеля на посту верховного военного коменданта города, обосновался в роскошном люксе отеля «Эксельсиор» и объявил себя «королем Рима». Хотя в действительности был просто драчливым и нахальным алкоголиком.

— Я приду на следующей неделе, принесу тебе еды. Береги себя.

Когда мы обнялись на прощание, я заметил, что в кармане плаща у нее лежит какой-то большой и тяжелый предмет.

— Что у тебя там?

— Пистолет, такой же, как у тебя, — проговорила она беспечно. — Для самозащиты, если потребуется.

— Не забудь оставить его дома сегодня вечером. Мне бы не хотелось, чтобы его нашли немцы и расстреляли тебя на рассвете вместе с принцем. Я бы не вынес такой романтики. — Я неуклюже попытался разрядить обстановку.

— Не беспокойся: если меня когда-нибудь и расстреляют, я сделаю все от меня зависящее, чтобы ты оказался рядом со мной, — ответила она.

* * *

В ту ночь мне приснилось, будто меня схватила банда Коха и привезла в пансион Яккарино. Там меня ждал «доктор» Кох, молодой человек двадцати пяти с небольшим лет, внешне чем-то похожий на Юнио.

— Значит, это ты стоишь миллион лир, — произнес он. — Капплер очень, очень разочарован твоим поведением. Я же возразил ему, что верю в твое раскаяние и в твою готовность рассказать нам все, что тебе известно об организации, на которую ты работаешь. Я прав?

И прежде чем я успел раскрыть рот, он ударил меня железным прутом по почкам, да так, что я согнулся пополам. Потом он начал бить меня ногами с необычайной жестокостью и бил до тех пор, пока я не упал.

— Знаешь, что мне нужно, чтобы твой язык развязался? — продолжал он. — Выяснить, какой у тебя болевой порог. А чтобы добраться до него, у меня есть уйма времени. Так что продолжительность и интенсивность процедуры зависит от тебя. Что скажешь?

Но говорить мне что-то мешало, хоть я и намеревался это сделать. Я хотел прокричать этому козлу в лицо, чтобы он убирался ко всем чертям. Но голосовые связки меня не слушались. Как будто горло у меня вдруг сжалось. Мое молчание вывело Коха из терпения, и он приказал своим людям привязать мои ноги и руки к деревянному стулу. Потом наградил меня электрическими разрядами в область гениталий. Все это делалось под аккомпанемент фортепиано — играли Шуберта. Затем меня опять стали избивать. И тогда я потерял сознание.

Когда я пришел в себя, один из агентов клещами раскрывал мне рот, а сам Кох запихивал туда лобковые волосы, которые осторожно брал щипцами с фарфорового блюда.

Меня затошнило.

— Тебе противно? А странно: ведь это волосы с лобка твоей жены. Мы вырвали их у нее зубами, а потом изнасиловали. Ты мне не веришь, да? Ты думаешь, я неспособен на подобное…

С этими словами Кох открыл дверь в смежную комнату, и я увидел там Монтсе: она висела на потолочной балке. Казалось, она мертва или без сознания, а лобок ее действительно был весь исцарапан и кровоточил.

Это кошмарное зрелище вернуло мне голос.

Испустив глухой и жалобный вопль ярости и боли, я проснулся.

Поскольку мне нельзя было открывать ставни, я потерял счет времени и ощущение реальности. А так как время и пространство меня больше не ограничивали, в душе моей поселились тоска и отчаяние. Иногда у меня возникало ощущение, что я впал в спячку и живу в подземном мире, где единственный возможный вид деятельности — это бездействие. Казалось, все дороги для меня закрыты, как тот дом, в котором я находился.