Карта Творца - [71]
— Должен ли я знать еще что-нибудь?
— В доме есть радио и кое-какие книги. Читай и отдыхай. Ставни держи закрытыми, а если тебе вдруг по какой-то причине придется их открыть, постарайся не высовываться из окна. И конечно же, никому не открывай дверь — только надежным людям. Если позвонит кто-то, кого ты не знаешь, осторожно загляни в глазок и дождись, пока этот человек произнесет пароль: «Casalinga»[66]. Как только будут новости, я дам тебе знать. Чуть не забыл: в бардачке лежит связка ключей. Возьми их.
Остаток пути мы ехали в молчании.
Добравшись до пункта назначения, мы крепко и долго жали друг другу руки. В тот момент я и представить себе не мог, что больше мы никогда не увидимся.
Ступив на тротуар, я почувствовал, что меня мутит. Прямо перед входом в дом номер 23 по виа деи Коронари меня стошнило. Потом я торопливо поднялся по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек, чтобы меня никто не заметил.
11
Если бы мне предложили описать время, проведенное мною в заключении, в нескольких словах, я бы сказал, что март стал тревожным месяцем, полным драматических событий, а апрель и май просто голодными. Мое положение было частью общего положения дел. Рим играл роль военного трофея, который союзники желали заполучить, а немцы — удержать любой ценой. Жертвой происходящего стал народ: на их глазах бомбардировки союзников уничтожали запасы продовольствия вне зависимости от того, кто их поставлял — Красный Крест или сам Ватикан. Союзники рассуждали так: если в Риме голод — значит, его жители поднимутся против оккупантов. Немцы же считали, что голод и бомбардировки создают у населения отрицательный образ союзников. Поэтому как одни, так и другие брали город измором; а когда продуктов осталось всего на несколько дней, нацисты снова организовали рейды за рабской рабочей силой. Причем они руководствовались и другим соображением: отправляя задержанных на север Италии или в Германию, они избавлялись от тысяч голодных ртов.
Но движение Сопротивления продолжало действовать. Монтсе была в его рядах. Во время моего вынужденного заключения больше всего меня беспокоило то, что я не знаю, где и с кем она находится и подвергается ли ее жизнь опасности. В довершение этой пытки я обнаружил, что продуктов хватит на неделю. Стало быть, именно столько мне предстоит ждать первого посещения Монтсе.
Мне показалось, она похудела — быть может, потому, что она надела мой старый плащ, висевший на ней как на вешалке. Она принесла с собой целую сумку еды.
— Немцы явились за тобой в ту же ночь, как только ты ушел. Ты чудом не попался, — произнесла она, целуя меня.
Я подумал, что, если меня схватят, единственное имя, какое я смогу назвать нацистам, — это ее имя, потому что Смит и падре Сансовино мертвы.
— Они сильно тебе докучали? — спросил я.
— Я сказала им, что не видела тебя с тех пор, как ты уехал в Германию, и притворилась, что ты меня больше не волнуешь. Потом я показала им, что в доме даже нет мужской одежды. Поскольку со мной был Юнио, они ограничились тем, что записали мои показания.
— Понятно.
— Юнио сообщил мне, что Капплер назначил за твою голову солидную сумму и что Кох обещал поймать тебя во что бы то ни стало.
— И во сколько меня оценил Капплер?
— В миллион лир.
— Значит, Кох примется за свою работу всерьез. Откуда ты достала всю эту еду?
— Юнио знаком с corsaro della fame.
Именно так, «пиратами голода», называли тех, кто продавал еду на черном рынке.
Под продуктами я обнаружил пистолет и ручную гранату.
— А оружие зачем? — спросил я, не скрывая удивления.
— Я хочу, чтобы ты его взял, вдруг понадобится, — ответила она.
— Я в жизни ни в кого не стрелял! И сейчас, разумеется, тоже не намерен этого делать! — возразил я.
Монтсе проигнорировала мои возражения.
— Обращаться с пистолетом очень просто, — начала она объяснять. — Сначала снимаешь с предохранителя, потом целишься так, чтобы рука не дрожала, а потом нажимаешь на курок. А с гранатой еще легче, хотя с ней надо быть осторожным. Нужно только потянуть за кольцо, а после бросить ее. Если кто-нибудь попытается прорваться в квартиру, ты кинешь ее во входную дверь, а сам убежишь в ванную комнату, запрешься на ключ и залезешь в ванну. На все про все у тебя пятнадцать секунд. Граната уложит всех, кто будет за дверью. Немедленно выйдешь из квартиры и поднимешься на крышу. Оттуда ты сможешь перепрыгнуть на соседнее здание. На улицу не беги, потому что обычно кто-то караулит выход из здания.
— Этому научили тебя твои новые друзья? — проговорил я ошеломленно.
— Я лишь изложила тебе теорию. Стрелять мне пока не приходилось. Мне поручили собирать информацию о германских войсках. Ее мне предоставляет Юнио — добровольно. Я изложила ситуацию своим товарищам, и они поняли, что Юнио нам полезней живым, чем мертвым. Так что мы с ним вместе ходим на ужины и праздники, которые немцы устраивают в отеле «Флора» или в «Эксельсиоре». Вчера мы сидели за одним столом с Эрихом Прибке. С ним была актриса Лаура Нуччи.
Я представил себе, как Монтсе в вечернем платье идет по мягким коврам роскошных отелей на виа Венето под руку с Юнио, и ощутил в животе горькую и гулкую пустоту.
Каждый прожитый и записанный день – это часть единого повествования. И в то же время каждый день может стать вполне законченным, независимым «текстом», самостоятельным произведением. Две повести и пьеса объединяет тема провинции, с которой связана жизнь автора. Объединяет их любовь – к ребенку, к своей родине, хотя есть на свете красивые чужие страны, которые тоже надо понимать и любить, а не отрицать. Пьеса «Я из провинции» вошла в «длинный список» в Конкурсе современной драматургии им. В. Розова «В поисках нового героя» (2013 г.).
Художник-реставратор Челищев восстанавливает старинную икону Богородицы. И вдруг, закончив работу, он замечает, что внутренне изменился до неузнаваемости, стал другим. Материальные интересы отошли на второй план, интуиция обострилась до предела. И главное, за долгое время, проведенное рядом с иконой, на него снизошла удивительная способность находить и уничтожать источники зла, готовые погубить Россию и ее президента…
Политический заключенный Геннадий Чайкенфегель выходит на свободу после десяти лет пребывания в тюрьме. Он полон надежд на новую жизнь, на новое будущее, однако вскоре ему предстоит понять, что за прошедшие годы мир кардинально переменился и что никто не помнит тех жертв, на которые ему пришлось пойти ради спасения этого нового мира…
О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.
Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.
В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.
Наши дни, Сидней. Известный реставратор Ханна Хит приступает к работе над легендарной «Сараевской Аггадой» — одной из самых древних иллюстрированных рукописей на иврите.Шаг за шагом Ханна раскрывает тайны рукописи — и заглядывает в прошлое людей, хранивших эту книгу…Назад — сквозь века. Все дальше и дальше. Из оккупированной нацистами Южной Европы — в пышную и роскошную Вену расцвета Австро-Венгерской империи. Из Венеции эпохи упадка Светлейшей республики — в средневековую Африку и Испанию времен Изабеллы и Фердинанда.Книга открывает секрет за секретом — и постепенно Ханна узнает историю ее создательницы — прекрасной сарацинки, сумевшей занять видное положение при дворе андалузского эмира.
Нью-Йорк, 1702 год. Город греха и преступления. Город, где трупы, выловленные из Гудзона или найденные в темных переулках, не удивляют и не пугают ровно никого.Для убийства всегда есть причина — причина, которой нет у маньяка Тирануса Слотера. Его содержат в самом закрытом приюте для умалишенных Нового Света. Его выдачи требует «мать британских колоний» — Англия.Но… Мэтью Корбетт и его партнер из детективного агентства Нью-Йорка совершают ошибку — и Слотер вырывается на волю. Мэтью считает: схватить маньяка — его долг.Однако, что он такое, этот страшный человек, в котором острый ум сочетается с явным безумием?..