Карта Творца - [14]

— Я сделаю это. Я ненавижу нацистов с тех пор, как они начали жечь книги в 1933 году, — произнесла она.

Я не сомневался в том, что Монтсе наш разговор казался увлекательным, как роман в жанре «ужасов»: когда читатель испытывает страх вместе с главными героями, но избавлен от его последствий.

— Мы даже не знаем, правду ли он говорит, он не предоставил нам ни одной убедительной причины, по которой нам следует согласиться, — заметил я.

— Вы правы, — признался Смит. — Но пока могу сообщить вам, что я представляю, скажем так, группу лиц, защищающих устои демократии в Европе, и жизни многих людей поставлены под угрозу.

— Я это сделаю, — повторила Монтсе упрямо.

Я был уверен, что слово «демократия» является табу в доме Фабрегасов и Монтсе даже не знает, что оно означает на самом деле, а посему, если она и собирается стать такой, как Мата Хари, то побуждают ее к этому соображения исключительно сентиментального свойства. В действительности, как я выяснил позже, за ее порывом скрывался акт бунтарства.

— Ты знаешь, какие неприятности нас ждут, если мы примем его предложение? Думаешь, это игра, но Смит ведь просит нас шпионить за человеком, который может оказаться… опасным, — я в очередной раз пытался переубедить ее.

— Ваш друг прав, — согласился Смит. — Не стану отрицать: определенный риск существует, однако, если вы будете действовать осторожно, его вероятность окажется довольно незначительной.

— Я это сделаю, — проговорила Монтсе в третий раз.

Я почувствовал себя так, как, наверное, Христос после того, как Петр троекратно отрекся от него. Я не понимал упорства Монтсе, и оно меня обижало. Ни она, ни я не принадлежали к тому миру, мы с ней были там посторонними.

— Хорошо, — промолвил Смит. — После встречи с принцем отправляйтесь в пиццерию «Поллароло», на виа Рипетта, рядом с пьяцца дель Пополо. Там вы спросите Марко и назовете ему свое кодовое имя — Либерти[15]. Он скажет вам, что лучшая пицца — «Маргарита». Вы попросите положить в нее базилик. Потом спокойно поедите, расплатитесь и явитесь сюда в пять часов вечера, как сегодня. Не записывайте ничего за принцем и ни с кем не разговаривайте. Даже с Хосе Марией.

Инструкции Смита говорили о том, что эта дурацкая игра идет уже всерьез, и я решил вмешаться.

— Я согласен, чтобы она увиделась с принцем и получила от него информацию, но идти с одного конца Рима на другой… И эти тайные имена и сведения… Все это кажется мне слишком опасным. Пусть она отправляется на встречу, а я останусь тут, с вами, и передам вам то, что она мне расскажет.

Я вынужден был признать, что и сам становлюсь шпионом по причинам исключительно сентиментального характера.

— Эта идея мне нравится. В таком случае вы сообщите Марко свое подпольное имя. Как вы хотите называться?

— Троицей.

Монтсе внимательно посмотрела на меня: ее больше удивило выбранное мною имя, чем мое решение участвовать в предприятии.

— Троица? — спросила она меня язвительно.

— Мое полное имя — Хосе Мария Хайме Тринидад[16], — признался я.

— В таком случае, Либерти, Троица, до скорой встречи, — попрощался с нами Смит.

Когда его фигура растворилась в сумерках, Монтсе взглянула на меня с улыбкой, словно ждала неодобрительных замечаний. Но вокруг нас начинала сгущаться ночная тьма, и я заботился лишь о том, как поскорее выбраться оттуда.

8

Юнио сообщил, что приедет в академию в половине пятого. За двадцать минут до наступления условленного часа секретарь Оларра, дворецкий Фонтана и представитель «изгнанников» сеньор Фабрегас учредили комитет по встрече, который чуть позже пополнили их супруги и мы с Монтсе. Обсудив, как следует обращаться к принцу, присутствующие пришли к выводу, что, поскольку он не является представителем королевского рода, лучше называть его просто «ваше превосходительство». Юнио появился в сопровождении букиниста Тассо и своего шофера Габора, оказавшегося молодым блондином богатырского сложения, венгром по происхождению. Оларра встретил принца возгласом:

— Ваше превосходительство! Верить! Подчиняться! Сражаться[17]!

На лице принца не дрогнул ни один мускул. Ему вполне подходил девиз, вышитый на его черной рубашке под эмблемой с изображением черепа и кинжала: «Chi se ne frega» — «Кому какое дело». Радости от столь экстравагантного приветствия он не выразил. Потом Оларра узнал одну из наград, висевших на груди Юнио.

— Эта награда… эта награда… — пробормотал секретарь, заикаясь, и не смог окончить фразы.

— Это крест Святого Фердинанда. Я сражался на стороне войск Кейпо де Льяно на малагском фронте, там меня ранили, — произнес Юнио.

— Герой! Герой! — кричал Оларра, словно видел перед собой не человека, а сущее чудо.

После обмена дежурными любезностями, среди которых не было недостатка в поцелуях руки и «римских приветствиях»[18], начался осмотр академии. Оларра, взявший на себя роль чичероне, рассказал Юнио о ее истории со дня основания до настоящего момента, а мне, поскольку я был архитектором, выпала честь показать ему часовню Браманте, несомненно, самую ценную часть академии. Должен признаться, я постарался воспользоваться ситуацией, чтобы привлечь внимание Монтсе и продемонстрировать ей свои обширные познания в архитектуре. Но мое ярое рвение быть полезным не вызвало всеобщего восхищения.