Карта памяти - [17]

Шрифт
Интервал


— Я сейчас приду. Постой, я за шампанским.

— Ты мне скажешь, что мы празднуем?

— Скажу… — смеясь, лукаво, весело щебетала Соня… — хеппи-энд!

— Хэппи-энд?

Она скрылась за дверью в спальню. Я ей не верил. Я ей никогда не верил. Я пошёл за ней. Окно всё так же открыто, только её не было в комнате. Такса спала на кровати. Туман и снова тихий джаз. В ванной шумела вода. Она опять играет со мной. В этот раз я дверь вынесу, но не позволю со мной играть. Хватит! Хеппи-энд! Я развернулся и отправился в ванную, дверь оказалась открытой, вода выхлестывалась через края. За спиной в спальне включился телевизор. Значит она там. Опять играет со мной… Как же мне это надоело. Что мог я сделать? Игнорировать… я мог сразу зайти в ванную, мог не ходить в спальню…


Он мог не ходить в спальню…


Местный канал. Местные новости. Найдено тело девушки в реке. Тело моей Софии… Я не помню, как она выглядит, помню только голос диктора, как высшей силы».. личность девушки не установлена, всех, кто узнал тело, просьба немедленно позвонить…»

Пространство… неведомое, неизученное до конца человеком явление… Теперь я знаю, что оно может менять площадь, меняться на глазах. Комната уменьшилась до размеров холодильной камеры морга… Всё ещё шумела вода в ванной… Она не просто шумела… Она тихо разговаривала с тихим джазом. Рассказывала ему о Софии. Говорила, как та хороша в лунном свете и прекрасна в утреннем тумане… джаз тоже стал говорить с водой… он говорил, как София хорошо танцует меренгу и танго… Вода звала… Я открыл ванную комнату… вода лилась на пол… Я всё понял. Назад нет пути. Это я убил Соню. Убил её еще до того, как она утонула в Неве. Она умерла, когда полюбила меня… жалкого… писаку, а ведь я считал себя корифеем… я просто старый бумагомаратель.. и маратель чужих жизней за одно. Она была святой. Была. Теперь все будут оплакивать её волосы и её танцы под тихий джаз… её так любили собаки и листья… её любили соседи и торговцы фруктами. Её любил джаз и вода. Все, кроме меня. Я знаю, что делать. Я хочу помнить её, помнить, как она выглядит. Я не смогу загладить свою вину, но смогу знать о ней больше. Молю, чтоб вода приняла именя. София мудрая женщина, она все приготовила для меня… мы празднуем хеппи-энд! Счастливого хеппи-энда! Когда тело полностью погружается в воду, то шум уже слышен по-другому. Всё тише и тише. Спокойнее и спокойнее. Она красиво багровеет. Кровь медленно мешается с водой, придавая ей оттенок розового шампанского. Но это уже не важно…

Катерина Павелко «Основной инстинкт»

Слово — краеугольный камень моих воздушных замков. Колыбель моих идей. Могила моих страхов. Мои смыслы облечены в буквы. Радости — плещутся в песнях. Слезы — укутаны в молитвы.

Слово — мой свидетель, адвокат и судья. Мое противоядие от пошлости и нищеты. Моя маска и моя нагота. Мое любимое безумие. Мой потешный полк. Мой блудный сын. Мои ладан, золото и смирна. Мой крест и моя пустая гробница.

Слово — стамеска моего Бога. «Калашников» моего Ганди. Скальпель моего Амосова. Роскошь моего Гэтсби. Остров моего Крузо. Камень в праще моего Давида.

Слово — моя сладкая шизофрения: быть всеми людьми. Человеком и Богом. Адамом и Евой. Стариком и морем. Чайкой. Матерью. Мессией. Парфюмером. Алисой. Питером Пеном. Идиотом. Оводом. Фаготом. Тобой. Собой.

Слово — мой единственно правильный глагол: им — Рождать. Строить. Гореть. Находить. Смешить. Открывать. Менять. Делиться. Умирать. Возрождать. Учить. Верить. Петь. Следовать. Преображать. Греть. Достигать. Вести. Поить. Взрывать. Целовать. Плакать. Любить.

Слово — мой писклявый металлоискатель Смысла. Надежды. Цели. Причины. Будущего. Призвания. Пользы. Радости. Качества. Следствия. Принципов. Верности. Страсти. Перемен.

Слово — оперативная память моей жизни. Одуванчик в руке сына. Звезды в Карпатах. Улыбка незнакомца. Запах осени. Ласточки за окном. Нос собаки в ладони. Дождь по щекам. Закат. Дорога. Книга. Кофе…

Меня нет вне Слова.

Я не пишу. Я следую основному инстинкту.

Инстинкту самосохранения.

Катерина Павелко «Твое Безмолвие»

А мир бежит дальше. И все идет по заведенному кругу. И небо не падает на землю. И жизнь продолжается непрестанно после чьей-то, так часто, частной одинокой невыносимой беды. Общая жизнь все равно не перестает. Не перестает слушать попсу, есть шпинат, бродить по лесам, писать в твиттер, собирать нарциссы. Не перестает кричать, петь, спорить, шептать, плакать… И тишина, кажется, никогда не наступит…

Но ты завернут в безмолвие по горло. Укутан в него, упакован, замотан, как ребенок в двадцатиградусный мороз. Инфантильно? Но это твоя терапия. Возможно, твое лицемерие. Может быть, твое спасение. Скорее всего, твое бегство, твой стыд, твой страх. Но, вполне вероятно, твоя мудрость… Слишком много тех, кому есть, что сказать. А что это изменит? А что сказать тебе? А кому тебе говорить?

Не можешь, не умеешь, не имеешь права быть адвокатом Господа. Да и за все ли Он в ответе?

Ты — всего лишь одна из миллионов душ, которым дали эту землю для жизни и радости. Но что мы все вместе с ней сделали?

Ты — всего лишь одно из миллионов тел в повозке Черного извозчика, которому отдали поводья этой планеты. И стоп-кран в ней не предусмотрен.


Еще от автора Максим Германович Смирнов
Нокс

Введите сюда краткую аннотацию.


Рекомендуем почитать
Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.


Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.