Карстовый провал - [5]
Павлу (находящуюся под опекой Триглавца) трижды пытаются похитить. Последнюю из этих попыток предотвращает лично Тритан. Красочное (на три страницы) опнсание драки в ночном саду, по ходу которой сокоординатор Познающен главы дает подчиненным команду "Не щадить!" и собственноручно замачивает двоих нападающих в хирургических масках. Очень романтично! -если забыть о том, что эта попытка по хищения уже третья по счету; козе понятно, что в Конторе завелся предатель, причем где то на самом верху, и в этой ситуации профессионал находящийся при исполнении служебных обязанностеи обязан вывернуться наизнанку но брать этих ребят в хирургических масках живыми. (Помнится сотнею страниц раньше Тритан -- в ту пору агент-нелегал в одном из горных княжеств, лишенном благ Пещеры -- уже демонстрировал навыки рукопашного боя: четверо разбойников собирались порешить его самого и изнасиловать его двенадцатилетнюю спутницу -- ну и, ясное дело, огребли по полной программе. Там он однако никого не убивал -- ограничился тем что попереломал им вы ступающие части тела...) В предыдущий раз в руки Триглавца тоже попал лишь труп: похититель по ходу дела неосмотрительно заснул -- и до него "дотянулись через Пещеру". Местоположение же Павлы известно лишь Познающей главе, в чьем распоряжении она находится, ибо Тритан весьма предусмотрительно отодвинул от этих работ Охраняющую главу (контрразведку).
Отсюда совершенно очевидно, что человек из руководства Триглавца, работающий на "наследников Доброго Доктора" -- не кто иной как сам координатор Познающей павы: он снабжает врага информацией, а при провале акций заботится о том, чтобы их участники не попадали в руки следствия живыми. Точнее сказать -- это очевидно настолько, что в более или менее приличном детективе наверняка оказалось бы ложным следом. Либо, к примеру, выяснилось бы, что Тритан, загодя предвидя решение Триглавца убрать девушку, затеял на собственный страх и риск хитроумную оперативную комбинацию, цель которой -- спасти любимую от дражайших коллег руками преступников. Или -что Охраняющая глава (которой на результаты Тритановых исследований наплевать) ведет двойную игру, сознательно "засвечивая" Павлу и используя ее как приманку, дабы выйти на главное гнездо "наследников Доброго Доктора". Обо всех этих возможностях, однако, остается только гадать, ибо детективную линию романа авторы просто оборвали на полуслове, так что в итоге вообще ничего не ясно -- "заинтриговали и бросили".
Кстати когда Павла после одной из попыток похищения резонно вопрошает, отчего бы Триглавцу не достать этих "наследничков" через Пещеру, Тритан отвечает, что те -- вот ведь мерзавцы! -- в Пещеру просто не захаживают. Ну и что с того? Ведь в этом тоталитарном государстве, как мы помним, ночной зверь каждого человека заложен в компьютер -- так неужто трудно, исходя из этого, вычислить тех, кто таковых зверей не имеет вовсе? Как выражаются в сходных случаях герои Александра Громова -- "Детский сад штаны на лямках!"
Так какой же будет общий вывод -- "Роман никуда не годится"? Да ничего подобного! Все эти фантастико-детективные "навороты", на мой взгляд, просто не имеют отношения к делу; их можно "откинуть на дуршлаг" -- после чего спокойно читать "Пещеру" как хорошую, абсолютно реалистическую повесть. В этой повести есть отличныи мужик -- сотрудник спецслужбы, принужденный по роду своей деятельности возиться с дерьмом и кровью; он любит чудесную девушку, которую должен был "разрабатывать" и которую, в свой черед, связывают странные отношения с великим режиссером, наперекор всему ставящем главный спектакль своей жизни -- спектакль, прямо с телеэкранов уходящий в бессмертие. Повесть о Любви и Смерти, о Свободе и Долге, о Цели и Средствах, о том, что "мы навсегда в ответе за тех, кого приручили". Совершенно великолепна вся "театральная" линия (каюсь -- люблю качественные "производственные романы"!); а кульминация когда запрещенный спектакль "Первая ночь" прорывается в эфир... Н Мазова совершенно права -- ".такое надо читать самому!"
Дяченко, повторю еще раз, пишут не фэнтэзи, а настоящую Литературу; в этом их сила -- и их слабость. Создается впечатление, что они сначала написали повесть с вышепоименованными тактико-техническими характеристиками, а уже потом решили для "занимательности" добавить в нее все эти маловразумительные Пещеры, Триглавцы и прочую фантастическую лабуду. Не могу понять -- зачем? ну зачем жарить роскошный кусок вырезки на прогорклом комбижире?
Н.Мазова завершает свою рецензию словами: "Спасибо вам, Марина и Сергей!" А я закончу цитатой из того же Жванецкого -- "ТщательнЕй надо, ребята! ТщательнЕй. ."
P.S. Что же до "Ведьмина века", то я (будучи согласен с каждым отдельным пунктом WWIW!) "болел" за этот роман на Интерпрессконе, и от всей души желаю ему победы на "Страннике".
Историческое повествование в жанре контрреализма в пяти частях, сорока главах и одиннадцати документах (негарантированной подлинности), с Прологом (он же Опенинг) и Эпилогом (он же Эндинг).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Робин Гуд? «Благородные» разбойники? Ой, да ладно вам! Спорим – для современников все эти «зеленые плащи линкольнского сукна» были ровно тем же, чем для нас с вами – малиновые пиджаки братков!..Это, конечно, верно – равно как верно и обратное: пройдет пара-тройка веков – и малиновопиджачные герои нашего времени с неуклонностью сделаются фигурами столь же романтическими, как вольные стрелки Шервурдского леса или пираты «Флибустьерского дальнего синего моря». А коли так – зачем нам ждать три века? Отчего бы этим ребятам не стать благородными и где-то даже бескорыстными прямо сейчас?Может, в историях про Борю-Робингуда чуток и приврано – но уж небось не больше, чем про его Шервудского предтечу…
В книгу включены два произведения известного фантаста и ученого Кирилла Еськова: роман «Евангелие от Афрания», представляющий собой опыт детективного расследования Священного писания, и футурологическое эссе «Наш ответ Фукуяме».Строгая логика ученого в сочетании с блестящим языком, острым, парадоксальным построением сюжетов и полной идеологической свободой дает неповторимое сочетание: книга читается «взахлеб», с трепетным ощущением причастности к раскрытию величайшей тайны.Остроумная и увлекательная точка зрения Кирилла Еськова позволяет читателю увидеть как прошлое, так и будущее в совершенно неожиданном освещении.Оба произведения отмечены литературными премиями, их переводы изданы в ряде европейских стран.Для широкого круга читателей.
Синтезируя большое количество сведений из самых разных областей науки, автор книги, ученый-палеонтолог, создает целостную картину эволюции биосферы Земли.Книга предназначается для всех, кому интересно побывать на «научной кухне», научиться понимать механизмы развития жизни и узнать, как менялась наша планета на протяжении миллиардов лет.
Роман «Америkа (reload game)» сам я, пожалуй, обозвал бы «альтернативной историей» («Что было бы, если…»), густо замешанной на «стим-панке» (эпоха «пара и электричества», романтизированная и мифологизированная до градуса Средневековья в фэнтэзи) и разлитой по детским формочкам новелизации компьютерных игр (любителям переигрывать «неудачные развилки» в стратегиях Сида Мейера, вроде меня самого – должно понравиться…)Давайте обратимся к самой, пожалуй, затоптанной (чтоб не сказать – заплеванной) нашими фантастами «альтернативной развилке» отечественной истории: состоявшаяся таки Русская Америка.
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.