Карпинский - [3]
На весь Петербург славились балы, задаваемые Горным. К ним задолго готовились: декорировали залы, в вестибюле устанавливали кадки с экзотическими растениями. В означенный вечер зажигали бра, люстры, лампы — их было несметное множество. Гремел оркестр. В антрактах между танцами разносили фрукты, лакомства, напитки. Двери в сад распахивали, оттуда веяло свежестью... Надо сказать, что кадетов-горняков как отменных кавалеров и танцоров охотно приглашали на балы в другие институты — чаще всего в женский Патриотический...
Директором в первые годы учения Карпинского был Сергей Иванович Волков, генерал-майор, «красивый, видный, почти совсем седой мужчина лет около сорока пяти, прекрасно воспитанный, с изящными и аристократическими манерами». Воспитательную, как выразились бы сейчас, работу вели командиры рот полковники Жуковский и Добронизский. О последнем с симпатией писал Александр Петрович: «Вспоминаю о В.П.Добронизском, наблюдавшем за порядком той половины воспитанников, в которой я оставался все время моего пребывания в закрытом институте. Жизнь его была тесно связана с ними, и почти все время он проводил среди воспитанников. Когда Институт сделался открытым, он приходил на главное крыльцо Института, беседовал не без грусти с проходящими знакомыми ему студентами и быстро угас».
Воспитанник Горного А.Кавадеров оставил колоритный портрет Добронизского; поскольку за ним открываются подробности (выписанные не без юмора) кадетского быта, стоит его привести; но прежде маленькое дополнение: полковник в одном из сражений был контужен, отчего рот его перекосило, и он беспрестанно как бы отплевывался. «Чуть, бывало, заметит в ком-нибудь особую вялость или бледность лица, как уже встревожится и подзовет к себе:
— А, тьфу, тьфу, поди-ка сюда! Что ты так бледен?.. Нездоров? А? — и, спрашивая, заботливо оглядывает кадета и щупает ему голову.
— Нет, ничего, полковник...
— Врешь! Тьфу, тьфу... Сейчас же... Слышишь!»
В его строгой требовательности было что-то детское; подчас им овладевало раздражение, но подопечные легко ему все прощали.
«— Ты все врешь! Тьфу, тьфу... Врешь!.. Да! Ты дрянной мальчик, тьфу, тьфу... Дрянной!.. Я тебя высеку... тьфу, тьфу... больно высеку... Марш за мной!» — и с необыкновенной скоростью мелкими и частыми шажками несся к цейхгаузу (там отведено было место для наказаний). Розги в те времена были делом обычным; впрочем, Добронизский прибегал к ним крайне редко, ему «это было неприятнее всего» и если уж приходилось, то «сек обыкновенно слегка: не больно, единственно ради соблюдения формальности».
Всю корреспонденцию на имя кадетов получал ротный; у него же хранились их документы и небольшие денежные суммы, присылаемые родителями: по субботам и в предпраздничные дни он выдавал их тем, кому разрешалась увольнительная, у кого были родственники в Петербурге, за кем послан сопровождающий, а в ненастную погоду экипаж; в иных случаях из корпуса не выпускали. «Процедура совершалась в дежурной комнате; окруженный кадетами, усаживался Добронизский за стол и вынимал записную книжку.
— А сколько тебе? Тьфу, тьфу, — обращался он к вызванному по очереди кадету.
— Полтинник, — отвечал тот.
— Что? Полтинник! Тьфу, тьфу... Ах ты мотыга! Тьфу, тьфу... Будет с тебя и двугривенного.
— Нет, полковник, дайте, пожалуйста, полтинник... мне очень нужно.
— Нет, нет... тьфу, тьфу... И не проси. Больше тридцати копеек не дам.
— Ну, хоть сорок... Пожалуйста.
И, получив свое, кадетик удалялся и уступал место следующему».
По тому времени оснащенность лабораторий и учебных кабинетов Горного была отменной: макеты, колбы, глобусы, препараты, разного рода механизмы, реторты изготовлены лучшими отечественными мастерами; покупалось оборудование и за рубежом. Библиотека содержала тысячи томов на европейских языках, музейум, множество палеонтологических и каменных экспонатов. Особой славой пользовалась шахта — да, вполне настоящая, хоть и небольшая, вырытая во дворе. Опускались в нее по узкой лестнице, держа факел; внизу встречал маркшейдер и вел по галереям, квершлагам, штольням, забоям. В стены были искусно вмазаны отломки (шурфы) пород, привезенные из разных мест, так что по ходу экскурсии можно было получить наглядное представление о геологии. Словом, это было уникальное учебное пособие, каким редко какой институт в мире в то время мог похвастать.
Преподавался обширный круг общеобразовательных и горных дисциплин, причем излагались различные, иногда противоположные точки зрения на природные явления. Например, в химии противостояли друг другу две теории: унитарная и дуалистическая (согласно первой вещество имеет целостное строение, а химическая реакция и формула дают лишь относительное представление о составе вещества; согласно второй все тела имеют двойственное построение, подобно окислам и солям). Так вот, органическую химию читали по дуалистической системе, неорганическую — по унитарной. Впоследствии Карпинский весьма одобрительно отзывался о такой методе преподавания: она вводила ученика в атмосферу научных споров. В геологии властвовали две концепции: нептунистов и вулканистов. «Все из моря» и «все из огня» — так упрощенно можно передать главный тезис каждой из школ, между ними происходили ожесточенные дискуссии. Слушателям Горного преподносились и та и другая теории.
Книга рассказывает о жизни и деятельности выдающихся советских спортсменов Арсена Мекокишвили, Федора Терентьева, Всеволода Боброва, Владимира Куца, Махмуда Умарова, Валерия Попенченко, Юлии Рябчинской. Выход сборника приурочен к началу Олимпийских игр в Москве.
Биография Ивана Михайловича Губкина — ученого-геолога, создателя советской нефтяной геологии.
Имя гениального русского ученого-кристаллографа, геометра, минералога, петрографа Евграфа Степановича Федорова (1853–1919) пользуется всемирным признанием. Академик В. И. Вернадский ставил Е. С. Федорова в один ряд с Д. И. Менделеевым и И. П. Павловым. Перед вами биография этого замечательного ученого.
«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Абвер, «третий рейх», армейская разведка… Что скрывается за этими понятиями: отлаженный механизм уничтожения? Безотказно четкая структура? Железная дисциплина? Мировое господство? Страх? Книга о «хитром лисе», Канарисе, бессменном шефе абвера, — это неожиданно откровенный разговор о реальных людях, о психологии войны, об интригах и заговорах, покушениях и провалах в самом сердце Германии, за которыми стоял «железный» адмирал.
Максим Семеляк — музыкальный журналист и один из множества людей, чья жизненная траектория навсегда поменялась под действием песен «Гражданской обороны», — должен был приступить к работе над книгой вместе с Егором Летовым в 2008 году. Планам помешала смерть главного героя. За прошедшие 13 лет Летов стал, как и хотел, фольклорным персонажем, разойдясь на цитаты, лозунги и мемы: на его наследие претендуют люди самых разных политических взглядов и личных убеждений, его поклонникам нет числа, как и интерпретациям его песен.
Начиная с довоенного детства и до наших дней — краткие зарисовки о жизни и творчестве кинорежиссера-постановщика Сергея Тарасова. Фрагменты воспоминаний — как осколки зеркала, в котором отразилась большая жизнь.
Николай Гаврилович Славянов вошел в историю русской науки и техники как изобретатель электрической дуговой сварки металлов. Основные положения электрической сварки, разработанные Славяновым в 1888–1890 годах прошлого столетия, не устарели и в наше время.
Книга воспоминаний известного певца Беньямино Джильи (1890-1957) - итальянского тенора, одного из выдающихся мастеров бельканто.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.