Карнавал короля Иеронима - [186]

Он сделал движение, чтобы обнять ее, но она отстранила его рукой:

— Мне кажется, ваше величество, что я не подала вам повода к такому фамильярному обращению. Прошу терпеливо выслушать меня. Я пришла тогда просить вас о помиловании несчастного человека по настоянию его друга, доктора Тейтлебена, который обратился к моей помощи, так как никто из придворных не решился бы говорить о подобном деле с разгневанным королем. Теперь я сознаю, что и мне не следовало делать этого! Я решилась прибегнуть к вашему великодушию, потому что в этом случае законная кара, которой должен был подвергнуться преступник, имела вид личной мести со стороны вашего величества… Всем известно в Касселе, что госпожа Гейстер отвергла вашу любовь, и казнь ее мужа послужила бы поводом для новых нареканий. Я осмелилась предостеречь короля, но мне, конечно, не могло прийти в голову, что у него может появиться прежняя и, как мне казалось, давно забытая фантазия. С другой стороны, великодушная готовность вашего величества помиловать важного государственного преступника — и в такое время — настолько тронула меня, что я молча выслушала предложенные вами условия и этим как бы выразила свое согласие. Я утешала себя мыслью, что вы одумаетесь, но теперь вижу, что эта надежда оказывается напрасной, и мне остается только жалеть о моей опрометчивости…

Иероним нетерпеливо выслушал объяснение графини Антонии, по-видимому, заранее придуманное ею, и резко прервал ее:

— Надеюсь, графиня, вы не посмеете дурачить меня? Я могу напомнить вам с кем вы имеете дело!

— Это будет напрасный труд, ваше величество! — возразила она с надменной улыбкой. — Вы достаточно пользуетесь преимуществами своего положения, так что едва ли можно забыть об этом.

Наступила минута молчания.

Графиня Антония овладела собой и продолжала более спокойным голосом:

— Прошу извинения у вашего величества. Я надеялась расстаться с вами в более дружеских отношениях. Мы с мужем решили уехать из Касселя, как можно дальше, чтобы ничто не напоминало о нем. Здесь многое волнует и огорчает меня до глубины души; все классы общества одинаково тяготятся ненормальными политическими условиями и вопиющими злоупотреблениями в различных отраслях управления. Трудно предвидеть, чем кончится все это!..

— Я теряюсь в догадках, что, собственно, так печалит вас, — ответил король раздраженным голосом. — Женщинам не следует вмешиваться в политические дела — это не их сфера!.. К сожалению, я попал к вам не вовремя, хотя имел право рассчитывать, что вы не забыли на каких условиях я согласился тогда исполнить ваше желание! Теперь все ясно для меня… Я давно не видал вас в таком изящном наряде, вы даже как будто помолодели!

— Я не понимаю, что вы хотите сказать этим, ваше величество? — удивилась графиня Антония.

Иероним разразился злобным смехом.

— Если не ошибаюсь, — сказал он, — рядом с этой комнатой тот самый будуар, в который вы некогда спрятали Адель Ле-Камю с молодым учителем во время моего визита. Теперь обстоятельства несколько изменились: он, вероятно, сидит там один и с нетерпением ожидает вашего появления, чтобы выразить свою благодарность. Я ухожу, чтобы не задерживать вас…

Он взял шляпу и торопливо поднялся со своего места.

Графиня Антония побледнела от гнева и, бросив презрительный взгляд на короля, открыла настежь дверь будуара.

— Вы видите, ваше величество, — сказала она взволнованным голосом, — никто из прислуги не мог подслушать нашего разговора. Что касается подозрения, высказанного вами, то я считаю лишним возражать на него, потому что вы сами не верите этому… Мы расстаемся навсегда, я считала себя виноватой перед вами, но теперь вы рассеяли все мои сомнения. Король Иероним недаром жил в Балтиморе — он даже в любви видит торговую сделку и, следовательно, тут не может быть и речи о каких-либо нравственных страданиях. Прощайте…

Она слегка поклонилась ему с величественным видом королевы, которая желает прекратить аудиенцию, и прошла в свой будуар.

Иероним был вне себя от ярости, но ему ничего не оставалось, как последовать примеру хозяйки дома и немедленно удалиться, чтобы выйти из неловкого положения, в котором он очутился так неожиданно.

На следующий день в вестфальском «Moniteur» было напечатано известие об отъезде обер-гофмейстерины и ее супруга из Касселя.

VIII. После восстания

Неожиданное бегство Гейстера удивило всех и послужило поводом для всевозможных предположений и слухов, тем более что по городу вслед затем разнеслась весть, что Дернбергу также удалось бежать из крепости и что он находится вне опасности. В Касселе наступило затишье; смертные казни прекратились; начался суд над остальными участниками восстания, сидевшими в крепости; но было известно заранее, что значительная часть их будет помилована и что весьма немногие подвергнутся ссылке и конфискации имущества. Но общая радость, возбужденная этими известиями, оказалась преждевременной; пронесся слух, что начались аресты в Гомберге и что в Валленштейнском монастыре был сделан строжайший обыск. Обитательницы его обвинялись в том, что вышивали знамя для бунтовщиков и пожертвовали на восстание три тысячи дукатов. Настоятельница монастыря Марианна фон Штейн и ее помощница были отправлены в Майнц под конвоем жандармов. Хотя в захваченных бумагах не было ничего предосудительного и вообще не было найдено никаких явных улик, но тем не менее монастырь был закрыт, а все громадное принадлежавшее ему имущество конфисковано в пользу казны.