Карлица - [5]

В последнее время Абдулла жил со своей семьёй крайне обособленно. Тем не менее, он никогда не переставал чувствовать себя частью постоянно растущей массы инородного населения Бельгии. Это было неприятное чувство. Он находился внутри огромного, живущего по своим странным законам муравейника с его постоянным рабочим жужжанием и интенсивным обменом информацией. Из рассказа одного беженца-отказника, снабжённого деталями, делающими его особенно достоверным, Абдулла узнал, что статус политического беженца в Бельгии можно просить неограниченное количество раз. Как это происходит? Тусклый, безжизненный голос государственного вахтёра-регистратора спрашивает из-за застеклённого окошка: «Это опять ты, Хас сбюлятофф? Уже пятый раз будет за последние четыре года». И потом, уже в кабинете, другой усталый голос скажет внештатному переводчику, одинаково плохо владеющему как русским, так и французским: «Месье Саркис, спросите-ка у этого убогого просителя, есть ли у него новые доказательства политических преследований, и сообщите ему, что министерство социального развития удовлетворит его молчаливую просьбу о возобновлении гособеспечения». Сочувствующие друзья рассказали ему и о другом альтернативном способе получения права на проживание в Бельгии — недавно одобренной правительством процедуре «медицинской регуляризации». В сказочном бельгийском королевстве, называемом в народе «страной счастливых ленивцев», каждый второй врач-психиатр, с улыбкой доброго доктора Айболита, выписывал зачастившим на приём иностранным беженцам не только симпатичные коробочки антидепрессантов, но и справку о «посттравматическом синдроме». Абдулла быстро освобождал свою память от подобного рода информации, но яркое впечатление от посещения дома афганского пуштуна по имени Мухаммед оставило в его памяти неизгладимый след. Мухаммед в своё время учился в военно-политическом училище в Свердловске и неплохо говорил по-русски. Он приехал в Бельгию приблизительно в то же время, что и Абдулла. Было очевидно, что невзрачный афганец сумел добиться в бельгийской жизни несравненно больших успехов, чем Абдулла. Он уже давно имел не просто статус постоянного жителя королевства, но и полноценное бельгийское гражданство. Одна из его жён проживала с шестью сыновьями и двумя дочерьми в просторном, предоставленном социальной службой особняке, куда Абдулла и был приглашён попить пряного зелёного чая с молоком. Щуплый, уже довольно пожилой прародитель жил отдельно от своей семьи, в апартаментах на одной из улиц, прилегающих к мечети. Он лечился от лёгкой формы депрессии, не позволяющей ему жить в одном доме с женой и произведённым им потомством. Кроме этого, он имел ещё одну многодетную жену в соседнем городе и время от времени нелегально подрабатывал личным шофёром у местного имама. За чаем Мухаммед с нескрываемой гордостью хвастался своим месячным доходом, превышающим, по его собственным словам, зарплату премьер-министра Бельгии (кругленькая сумма детских пособий на пятнадцать детей, плюс перечисляемые прямо на его банковский счёт прожиточные пособия двух отдельно от него живущих жён, его собственное пособие по инвалидности и премия многодетным семьям из фонда королевы), хохотал и поминутно отправлял себе в рот коричневые леденцы сахара-канди.

Посвящённый таким образом в реалии бельгийской действительности, Абдулла изо дня в день откладывал анализ своего незавидного положения в ней. Друзья, знакомые, дальние родственники в короткий срок снабдили Абдуллу различной информацией, сводившейся к одному: превратись в отвратное, гадкое насекомое, и тебя оставят в Бельгии. Он не знал, что делать со своей тоской и неприкаянностью по вечерам, засыпал с опасением пробудиться посреди ночи от не оставляющих его кошмаров, и только утро, как прежде, приносило ему привычное трепетное облегчение.

В этот тёмный декабрьский день дождь с самого утра с упрямством уличного идиота кропил окна мелкими визгливыми струйками. Прогулка на велосипеде отменялась. Абдулла проводил дочку и жену в школу. Жена продолжала посещать по второму кругу растянувшиеся на долгие годы курсы голландского языка. Он поднялся на второй этаж в крохотную каморку, сел на стул напротив тёмного экрана старенького компьютера. Недавно ему исполнилось сорок восемь лет. Кем он стал? От пронзительного ощущения «тюремности», «больничности» своего маргинального существования у Абдуллы больно сжалось сердце. Он отчётливо понимал, что главная часть его существа находится где-то в другом месте. Западная цивилизация, эпоха Возрождения, эпоха Просвещения — как это привлекательно звучало на уроках истории в шестом классе советской школы. Завораживающие созвучья названий европейских городов: Париж, Лондон, Рим, Амстердам, Брюссель… Мог ли он тогда подумать, что ему приведётся своими глазами увидеть Брюссель — город, целые кварталы которого колонизированы марокканскими, турецкими и африканскими обитателями, город, в котором первые этажи пустующих дворцов заняты мясными мусульманскими лавками, а по грязным мощёным улицам, камни которых, должно быть, ещё помнят стук копыт и колёс кортежей великосветской знати, женщины в чёрных балдахинах и платках катят коляски с младенцами мусульманского бэби-бума? Он попытался вспомнить годы учёбы в институте, свою любовь к точным наукам, поклонение культу естественных знаний, свои юношеские мечты о славе учёного-физика, избранного в элитное правительство автономной Чечено-Ингушской Республики. Он видел себя приглашённым в телевизионную студию «Останкино». Тридцатилетний Абдулла Юсупов на сцене при свете прожекторов сдержанно и содержательно отвечает на вопросы публики, нанизывает экспромтом, после коротких пауз, одна на одну молодые и свежие мысли.