Карл Маркс - [55]

— Если вы, господин Карл Маркс, желаете с семьей проживать в королевской столице Бельгии, будьте любезны дать нам письменное обязательство не печатать ни единой строки о текущей бельгийской политике.

Маркс невольно облегченно вздохнул и добродушно улыбнулся. Такого рода обязательство он мог дать, не кривя душой. У него не было ни малейшего намерения заниматься бельгийскими делами. «Охотно подпишу и ручаюсь, что выполню обязательство», — сказал он и быстро поставил свою подпись на заготовленном к его приходу документе.

Так открылась следующая страница его жизни.

В Брюсселе Женни познакомилась с поэтом Фрейлигратом. Он пришел к Марксу в морозный февральский день, тотчас же после ее приезда из Парижа.

Маленькая Женнихен громко смеялась, сидя на высоком, огороженном со всех сторон деревянными перекладинами стуле. Девочка была очень мила в новом платьице, украшенном оборочками и кружевцами. Чепчик на темной головке заканчивался лентами, подвязанными под круглым, с ямочкой подбородком. Ленхен разложила на столах и этажерках накрахмаленные салфеточки, расставила безделушки, и скромные меблированные комнаты отеля «Буа Соваж» преобразились.

Услышав голос вернувшегося домой Карла, Женни вышла в соседнюю комнату.

Карл был не один. Он представил жене пришедшего с ним невысокого мужчину.

— Вот это Фердинанд Фрейлиграт, поэт, демократ, неукротимый обличитель мракобесия и обвинитель реакционного пруссачества.

— Автор «Свободы» и «Памятника». Отличные стихотворения, — заметила Женни, всматриваясь в усталое незнакомое лицо.

Фрейлиграту было уже под сорок. Скитания последних лет, разочарование в прежних идеалах чистого романтизма, возмущение господствующей в мире несправедливостью наложили отпечаток горечи и недоверия не только на его душу, но и на бледное, слегка припухшее лицо с широкой бородой. Беспорядочно рассыпавшиеся волосы падали на плечи.

Период политического нейтралитета кончился для Фрейлиграта. Мечтатель, презиравший тенденцию в литературе, тосковавший по отвлеченному искусству, он столкнулся с суровой и бурной действительностью и содрогнулся, видя, как страдали люди, как беспросветна была жизнь большинства из них.

Стихи о прошлом, неясные и туманные, преклонение перед легендой и песней, которые дали ему королевскую пенсию в триста талеров, поэт считал теперь презренным отступничеством. Изгнание Гервега, репрессии против живой мысли и слова усилили его возмущение. Он отказался от подачки короля, покинул Германию, издал новый цикл революционных стихов — свой «Символ веры».

Знакомство с Фрейлигратом было очень приятно Карлу. Ему нравилась его открытая, простая и мужественная душа.

К концу февраля еще одно событие оживило и обрадовало Маркса. Вышла в свет его и Энгельса книга против Бруно и Бауэра.

В мае Карл поселился в маленьком домике на улице Альянс, № 5–7, недалеко от ворот Сен-Лувен.

Однажды раздался энергичный стук молотком по входной двери.

— Могу ли я видеть Карла Маркса? — спросил молодой человек с улыбающимся, удивительно располагающим лицом. — Я Энгельс.

Женни Маркс живо протянула ему руку.

— Прошу вас, мы очень рады, Карл и я.

— Значит, вы жена доктора Маркса? Я так много слышал о вас лестного. К сожалению, когда я встречался с Карлом в Париже, вы были в отъезде.

— Да, я была тогда в Трире.

Молодые люди улыбнулись и сразу почувствовали взаимную симпатию.

— Карл, Карл, приехал, наконец, наш друг! Иди скорее сюда!

Карл и Фридрих горячо обнялись. После обеда Женни, разливая кофе, спросила Энгельса:

— Скажите, как могло случиться, что, не зная лично Карла, вы в ранней юности написали стихи о себе и о нем, как о двух соратниках. Они звучат как предвидение. Не правда ли?

— Да, я всегда искал такого друга, как Карл…

— Мне хотелось бы услышать вновь стихи Освальда — Фридриха, в которых он чудесным образом предвосхитил наш сегодняшний день, — настойчиво повторила Женни.

— Прочти, пожалуйста, — присоединился к жене Карл.

И Фридрих, смеясь, начал вспоминать свое стихотворение, написанное несколько лет назад:

Тот, что всех левей, чьи брюки цвета перца

И в чьей груди насквозь проперченное сердце,

Тот длинноногий кто? То Освальд-монтаньяр!

Всегда он и везде непримирим и яр

Он виртуоз в одном: в игре на гильотине,

И лишь к единственной привержен каватине,

К той именно, где есть всего один рефрен:

«Formez vos bataillons! Aux armes citoyens»[6]

Кто мчится вслед за ним, как ураган степной?

То Трира черный сын с неистовой душой.

Он не идет, — бежит, нет, катится лавиной,

Отвагой дерзостной сверкает взор орлиный,

А руки он простер взволнованно вперед,

Как бы желая вниз обрушить неба свод[7].

— Отлично! — зааплодировала Женни.

— Нет, — тихо ответил Фридрих, — эти вирши я писал давно, когда был еще очень молод.

— Но вам теперь только двадцать пять, — весело рассмеялась Женни.

— А Марксу — двадцать семь, — сказал Энгельс.

— Вы и по годам идете рядом!

Фридрих приехал в Брюссель чрезвычайно увлеченный Людвигом Фейербахом и много рассказывал о нем Карлу.

— Как я тебе уже писал, — говорил Фридрих, — Фейербах ответил на наше общее письмо к нему. Я уверен, он неизбежно придет вскоре к коммунизму и станет нашим соратником.