Карл Маркс на нижнем складе - [41]

— Ничего.

— Вот и ладненько. Пусть полюбуются.

— Что там случилось?

— Ничего. В поселке только и разговоров, что мы с тобой расходимся!

— С чего это?..

— Не знаю, — беспечно этак вздернула плечиком Гуля, а у самой на глаза навернулись слезы. — Так вот запачкает тебя хмырь неумытый — год отмываться будешь.

— Да пошли они к черту!..

— Пошли‑то они пошли. А когда останавливают чуть ли не на каждом шагу, да расспрашивают, да сокрушаются, да сочувствуют, — тошно становится!

Прихрамывая с Гульяной рядом — под руку в поселке не принято ходить — Петр думал про Горлова Олега: «Это он, конечно, распустил слух, что мы с Гульяной разводимся. А может, его необъятная половина! Видит бог, земеля, я тебя не замал, ты сам напросился…»

В магазине Гульяна и в самом деле стала рассматривать плащ черного цвета. Сшит из плащевки, итальянского производства, с меховой отстегивающейся подкладкой. И в самом деле — плащ хороший. И цена, правда, хорошая — двести десять рублей! Петр загорелся.

— Бери, Гуля, отличный плащ!

Гуля внимательно рассматривала вещь, ощупала каждую строчку. Наконец, примерила, приведя в восторг публику, случившуюся в магазине, но….Взглянув на Петра жалобно, вернула продавцу.

— Дороговато, Петя. Мы на дом поистратились…

— Да бери! — настаивал Петр. — Как‑нибудь обойдемся.

— Нет, — мягко, но категорически отказалась Гуля и выбрала себе какие‑то шпильки для волос. Петр тут же прихрамывал, не отходил ни на шаг — надо было показать публике, что между ними и тени нет размолвки. И публика все поняла. Люди улыбались им, кланялись низко, не то растроганные великолепием пары, не то ладными их нарядами, не то от радости, что очередная поселковая «черну ха» оказалась мыльным пузырем. Гуля достигла своего — злые языки были примерно посрамлены. Едва ступив на порог дома, она кинулась Петру на шею, повисла, чуть было не свалив его с ног. Вернее, с единственной ноги.

— Вот так! — скрутила она дулю кому‑то за калитку. — Возьми и застрелись!..

— Ничего, — похромал Петр к платяному шкафу, снимая на ходу пиджак. — Я его все равно настигну.

— Не вздумай чего‑нибудь! — кинулась к нему Гульяна.

— Да нет! Я просто заловлю его на нижнем складе, он у меня попрыгает.

— Смотри! Я не хочу, чтоб из‑за какого‑то дерьма нарушилась наша жизнь. Я сама доведу его до белого каления…

Петр переоделся и пошел во двор по своим делам. Гуля принялась греметь кастрюлями на кухне.

Где‑то после двенадцати Петр увидел, как по улице мимо их двора, видно, прогуливаясь после обеда, шел ученый.

— Здравствуйте! — поздоровался он издали.

Тот живо повернулся, не ожидал встретить кого‑либо знакомого на пустынной улочке.

— А — а-а! Здравствуйте, — он подошел к калитке. И Петр подошел со двора. Они поздоровались за руку.

— Заходите. Кофейку попьем.

— Спасибо. Я только что из столовой. Покушал, чаю попил. Сыт.

— Ну как у вас дела?

— Достается мне от ваших…

— Что такое?

— Обвиняют в отступлении от марксистско — ленинского учения.

— Даже так?

— Да — а-а!

— А какого именно?

— О частной собственности, религии…

— И семьи, — перебив ученого, дополнил Петр.

Тот с интересом этак покосился.

— Знакомы?

— Зна — аком! Вон трехтомник Карла Маркса и Фридриха Энгельса под рукой. Можно сказать — настольная книга.

— Даже так?

— Я вот у вас спросить хочу, — заговорил Петр, тоном своим давая понять, что у него серьезный разговор. — Все-таки, в чем заключается ваша идея по совершенствованию, как вы говорите, хозрасчета у нас?

— Все очень просто. Действующему у вас в леспромхозе хозрасчету надо сделать еще один шаг вперед. Последний, но самый важный. Сейчас планирование техникоэкономических показателей цехам заканчивается доведением показателя затрат на рубль товарной продукции. Вот выполните план, уложитесь в эти затраты, и вы получите премию. А то, что ваше производство дает прибыль, — это вроде как не ваше дело. И куда она девается, эта прибыль, — тоже как бы не ваше дело. А в самом деле — куда она идет? Оказывается, она централизуется в «кармане» вышестоящей организации и уже оттуда, если, конечно, соблаговолит вышестоящая организация, вам будет выделена энная сумма на ваши производственные и социальные нужды. То есть трудовой коллектив работает как бы вслепую. Он не видит, не знает конечной экономической цели. Хорошо это или плохо? Плохо! Однозначно — плохо. Такая работа вслепую не только лишает цеха совершенствования производства, но и делает людей безразличными к результатам своего труда. Отсюда — равнодушие, рвачество, воровство, бесхозяйственность. Мы предлагаем сделать этот шаг вперед — доводить дело до конца, то есть планировать и прибыль. Часть ее идет в централизованные фонды, часть же — на нужды цеха: на развитие производства, на улучшение социально — бытовых условий и на добавку к зарплате. Это уже будет конкретный экономический интерес. Мало того, мы предлагаем, чтоб трудовые коллективы сами определяли, сколько чего они будут производить и кому продавать. Сверх госзаказа, конечно…

— Ну и… Есть противники?

— Есть. И немало. Это, говорят, приведет к рыночной экономике, а от нее и к частной собственности… Что противоречит марксистско — ленинскому учению. Политику мне шьют.