Карфагена не будет - [22]

Демка диву давался: откуда у вожака появилось столько прыти. И главное, печется-то он о Якишеве.

— Рано идти к Герасиму Сергеевичу, — разглагольствовал между тем Ленька. — Надо сперва разузнать все. А то явимся в кабинет в молчанки играть! Разведку я на себя беру!

Ленька исчез. Появился он через несколько минут, кисло поморщился и объявил:

— Все! Незачем ходить. Дело ясное. В теплице нашли Никитину тетрадку по математике. Когда он огурцы в сумку набивал, тетрадка на грядку выпала. Вот лихач, не побоялся теплицу очистить!.. А тихоню из себя строил, справедливого изображал. Умеют люди!

— Что? — гневно выкрикнул Костя. — Замолчи! — Он подскочил к Леньке, привстал на цыпочки, размахнулся и влепил Колычеву одну за другой четыре звонких пощечины. — Вот за Никитку и за меня! Полный расчет.

Шестиклассники онемели. Потом Гоша Свиридов сказал:

— Правильно, Костя! Пусть чужому горю не радуется!

Ленька опешил. Демка и Толя заспешили к нему на помощь, намереваясь расправиться с Костей, но Гоша с товарищами и — вот отчаянная! — Аленка Хворова встали на защиту старосты.

— Начинайте, — угрожающе произнес Гоша, приближаясь к Леньке.

— Всех бить будем! Всех! — срывающимся голосом крикнул Ленька и выскочил в коридор. Никто не пытался его удержать.

— Надо сходить к Никите домой, — предложил Костя. — Он расскажет, в чем дело, как.

— Я — за! — поддержал Гоша.

Сразу же после уроков Костя, Аленка и Гоша пришли к Якишеву. Стараясь не производить шума, чтобы застать товарища врасплох, они разделись и, осторожно ступая по мягким половицам, проникли в светелку.

Никита сидел за столом, подперев руками взлохмаченную голову, и не мог представить себе, о чем он должен говорить на совете дружины. Мысли были заняты этим, казалось, неразрешимым вопросом.

— Никитка, — окликнул Костя с порога. — Это мы!

— Мы по делу, — сказала Аленка. — Узнать хотим, почему на уроках не был.

— Про теплицу рассказывай, — напрямик заявил Гоша. — А то болтают разное, до правды не доберешься.

— Рассказывать не буду! — отрезал Никита.

— Как это? — Аленка удивленно вскинула брови. — Тебя обзывают вором, а отряд молчать должен? Нет! Ты председатель совета!

Никита отнекивался, но в конце концов вынужден был уступить и рассказал все без утайки.

— На обложке тетради, — заключил он, — отпечатался след. Видели мы его, Костик, в палисаднике, помнишь, когда в МТС к Илье Васильевичу собирались? И на подоконнике в пионерской комнате.

— Подковка и пластинка? — встрепенулся Костя. — Неужели? А Герасиму Сергеевичу про след говорили?

— Говорить-то нечего… Не знаю фамилии человека, не видел его в лицо… Один глаз только… Разбирать будут меня сегодня в шесть тридцать на совете дружины. Там расскажу.

— На совет дружины вместе пойдем, — заявила Аленка. — Выступать будем! Никитка, твой отец у директора был.

— Был?

— Не знаешь? Я его видела в большую перемену. Ты сказал ему про теплицу?

— Конечно! Я ему все рассказываю, что про меня…

…И вот Никита стоит перед советом дружины, как подсудимый. Стоит, сгорая от обиды и слушает гневные слова Герасима Сергеевича.

— Не верится, — закончил тот выступление, — что лучший активист, отличник учебы способен на такие выходки. Но факты говорят обратное. Надо разобраться.

— Можно, я скажу? — поднялся Костя. — Хоть я и не член совета дружины, но прошу, очень прошу дать слово! Можно?

— Мы слушаем.

— Герасим Сергеевич! Да ведь нам кто-то давно вредит! Слово даю, вредит! Следит кто-то за нами! Никита правду говорил. Он, тот самый, который следит, к нему в окно глазом одним заглядывал… Стекло оттаял и подсматривал! Он за нами в МТС на лыжах тайком ходил, в окно к Илье Васильевичу смотрел, чертежи стащил из пионерской комнаты через форточку и теперь в теплицу залез, навредил и, чтобы на него не думали, Никитину тетрадь подбросил! Это и проверять нечего: я Никиту с детства знаю… Чего вы смеетесь? — обиделся он, когда собравшиеся разразились дружным смехом. — Правильно говорю! Раньше я по чужим огородам лазил, а Никита — нет! Он, думаете, боялся? Никита — не трус, не любит он это дело! Не Якишев лазил в теплицу!

— Доказать еще надо! — заметил кто-то.

— За Якишева отряд ручается! — выкрикнула Аленка.

— Круговая порука? — заметил тот же голос.

— Ты, Соловьев, помалкивай! — вспыхнула Аленка. — Не виноват Якишев!

— Я — член совета дружины и могу говорить, — обиделся сухопарый Соловьев. — Бывают случаи, когда из чувства ложного товарищества…

— Ишь, начитался, — фыркнул Гоша. — Складно, да не ладно!

— Прошу не перебивать!

— О деле говори, а не доклады читай!

— Я молчу, — Соловьев поправил очки на носу, с подчеркнутым превосходством оглядел присутствующих и сел.

— За Якишева все ручаются, — сказал Илья Васильевич, обращаясь к директору. — Я тоже за него ручаюсь, не такой он человек, Никита!

Пионеры с уважением смотрели на Глухих.

— И главное, ребята, — продолжал Илья Васильевич, — Якишев сам рассказал обо всем отцу. Это тоже честности требует.

— Я так и говорил! — вырвалось у Кости.

Никита тихо сказал, оглядывая всех.

— Не лазил я… В теплице был — верно, а не лазил… Тетради не терял… Доказать не могу.

— Путаная история, — сказал директор.