Карфаген должен быть разрушен - [39]

— Андриск! Друг мой! Тебя ли я вижу? — послышался знакомый голос.

Повернув голову, юноша увидел Макка. В памяти вспыхнуло все, что было связано с прошлогодним театральным летом. Они обнялись, как старые друзья.

— Ну, как живешь? — спросил Макк, хлопнув Андриска по плечу.

Андриск показал на мулов:

— Как видишь, у меня все по-прежнему. Филоника я завалил шкурами, и он разбогател. Теперь занимается откупами. Мой друг Блоссий учительствует и обращает своих учеников в веру Зенона. Расскажи лучше о себе. Я не вижу Буккона и Доссена. Где ты их оставил?

— Они переменили свои роли, — грустно проговорил Макк. — Наш бродячий театр распался. Буккон женился, и, кажется, не без выгоды. Доссен захворал. И впрямь, мы не молоды. Но людям без нас трудно. Сколько мы им радостей доставляли! И теперь еще нашего «Харона» в деревнях вспоминают! Мы помогали забывать о горестях и бедах.

— Помогали, — согласился Андриск. — Как вино помогает скорбящему. В такой ли помощи нуждаются те, кого топчет Рим своими калигами[61]? Мы, эпирцы, стали рабами. Вот уже три года, как я ищу отца и не могу его найти.

— Да-а! — протянул Макк. — В таких бедах театр не поможет. Ты человек молодой. А я еще застал время, когда Ганнибал владел всем югом Италии. Он тогда освободил рабов, а италикам обещал Рим сокрушить. Казалось бы, дело к этому шло. А Рим победил. И если римляне самого Ганнибала разбили, кто теперь им осмелится перечить? Персей попытался, а что вышло?

— Но тогда эллины более, чем ромеев, боялись Македонии. Рим этим воспользовался и разгромил Персея, Теперь же ромеев ненавидят все — македоняне, эпирцы, фракийцы. О сирийцах я не говорю. Как Рим унизил этот народ! Ахейцы? Разве можно забыть, как он поступил с лучшими людьми Ахайи, вывезя их в Италию без суда и следствия. Нет, если бы теперь Ганнибал появился, ромеям несдобровать!

— Может быть, — вставил Макк. — Но откуда Ганнибалу взяться? Такие, как Ганнибал, раз в тысячу лет рождаются.

— Кстати, — продолжал Андриск, — какая со мной забавная история произошла. Из Альбы Фуцинской бежал старший сын Персея Александр. Меня стражники задержали, за него приняв. А потом я встретил человека, уверявшего, что у меня с этим Александром одно лицо.

Макк помолчал и, внимательно взглянув на юношу, произнес тоном Доссена:

— Бойся живых. Они имеют дурную привычку возвращаться на сцену, когда их не ждут.

— Наверное, ты прав, — согласился Андриск. — С живыми лучше дела не иметь. К тому же братья были похожи друг на друга. Я сам это видел…

Макк вздрогнул.

— А не выкинуть ли тебе все это из головы? Ведь то, что ты замыслил, — не шкуры скоблить!

— Знаю! — проскрипел Андриск голосом Паппа. — Но роли нельзя бросать.

И, повернувшись, произнес про себя: «Филипп, Филипп!»

СВАДЬБА

В дом вбежала Семпрония с цветами в руках. Щеки ее раскраснелись.

Корнелия бросилась навстречу дочери:

— Где ты была? Тебя обыскались!

— Прощалась с девичеством! — ответила Семпрония, направляясь в комнату, из которой доносилось недовольное брюзжание свахи.

— Наконец-то! — воскликнула она, указывая на катедру.

Рабыни ловко сплели из рыжеватых волос Семпронии шесть косичек. Сваха закрепила их сзади шерстяными лентами и металлической палочкой с наконечником в виде копья. Голову невесты покрыли платком огненного цвета и поверх него надели венок, сплетенный из собранных Семпронией цветов. Рабыни зашнуровали тонкие и узкие башмаки телесного цвета.

Пока разглаживали белую тогу из «девичника» — сундука с приданым, — наступил полдень. В атрий входили гости. Со словами молитвы они складывали свои дары у ниши ларов и занимали места на скамьях вдоль стен.

Сваха долго и нудно наставляла девушку, как вести себя во время свадебного обряда. Наконец, обвязав тогу Семпронии ниже груди тонким пояском, она вытолкнула ее в атрий.

Здесь уже были в сборе все участники свадебной процессии. Мальчики-флейтисты натужно извлекали из своих инструментов хриплые звуки. Жрец-гаруспик, босой, в необычном одеянии, положил на алтарь внутренности только что заколотой овцы. И сразу же в атрий вступил Публий в сопровождении свиты. Подойдя к невесте, жених взял ее за руку и повел к скамье, покрытой еще влажной шкурой жертвенной овцы. Но как только гаруспик стал обходить алтарь, молодые присоединились к нему и, подхватив чаши, стали кропить жертвенник вином и маслом.

Обойдя алтарь семь раз, новобрачные под возгласы: «Будьте счастливы», — первыми заняли места за свадебным столом. Вскоре к ним присоединились друзья и родственники. Семпрония отвечала на какие-то вопросы, что-то пила и ела. Возглас гаруспика: «Пора!» — смутил ее, и она умолкла.

Лелий торжественно встал и вышел в перистиль.

— Звезда вечерняя! — закричал он срывающимся голосом, и весь дом заполнился воплями: «Звезда вечерняя! Вечерняя звезда!»

Наступил самый ответственный момент свадебной церемонии: похищение невесты. Знатоки старинных обрядов уверяли, что этот обычай появился после кражи первыми римлянами сабинянок. По мнению других, легенда о похищении сабинянок возникла под влиянием древнего свадебного обряда. Спор остался неразрешенным, но сцена похищения разыгрывалась в римских семьях из поколения в поколение.