Карьеристы - [25]
Мурза внутренне возликовал. Он почувствовал, что она готова сдаться. Еще одно усилие с его стороны — и Зенона изгонит из своей прелестной головки провинциальные понятия о верности. И впрямь, верность мужу давно уже была иллюзорной… Что ж, поддержим эту иллюзию! Начнем доказывать, что она все еще верна, все еще невинна… Надо неизменно уверять ее в этом, даже если она ежедневно будет переступать порог его квартиры.
— Милый Алексас, уже темнеет, прошу вас, поедем.
— Слушаюсь, сударыня. — Он завел машину и развернулся.
Пока они добирались до шоссе, Мурза молчал. В лесу уже совсем стемнело. Дорога, освещаемая фарами, вилась меж высоких сосен и чахлых березок. Разглядеть можно было только стволы ближних деревьев, за ними вставала темная чащоба, местами светлея или снова хмурясь, как таинственная водная глубь.
Когда машина повернула на шоссе, Мурза сказал:
— Я понимаю, вы придерживаетесь определенных жизненных правил.
Домантене задумалась.
— Может быть… — нерешительно протянула она.
— Интересно было бы узнать, каковы они.
— По правде сказать, я и сама не знаю.
— О нет, сударыня, вы знаете, вы чувствуете их! Обладая столь живым воображением, столь мечтательной натурой, вы, конечно, избрали самый высокий жизненный идеал.
— А каков он, по-вашему, этот высший жизненный идеал? — спросила Домантене наивно.
— Счастье! Одно только счастье превыше всего, — твердо и многозначительно, подчеркивая каждое слово, произнес Мурза.
— Да, с этим я согласна, — после долгого раздумья ответила она серьезно. — Но на пути к нему часто встают непреодолимые препятствия, обязанности, долг…
— Что может остановить человека на пути к счастью?
Она молчала.
— Семья?
— Предположим, что и семья, — несмело подтвердила она.
— Я считаю, сударыня, никто и ничто не смеет отнимать у человека право на счастье. Давно прошли те времена, когда люди были скованы разными запретами, заповедями и могли только мечтать о нем.
— Вы совершенно не понимаете положения женщины. Она всегда от кого-то зависит.
— Вы, сударыня, мыслите категориями прошлого века. А вам уже давно следовало бы решить для себя этот вопрос, выбрать одно из двух: или оковы женского рабства — кухню и колыбель, — или свободу, право самостоятельно добиваться счастья. Середины нет, и не обманывайте себя. Разве можете вы, такая прелестная, с таким живым воображением, светлым умом, замкнуться в семье, мечтать, грустить, увядать и наконец задохнуться? Нет, вы этого не сделаете, не захотите похоронить себя заживо!
Мурза был в восторге от собственного красноречия, хотя сам не верил тому, в чем пытался убедить собеседницу, а стремился лишь к достижению определенной цели…
Однако Зенону вовсе не тронули его страстные дифирамбы.
— Я ведь не сижу дома, — беззаботно перебила она его. — Заниматься в Женском клубе общественной работой мне куда интереснее, чем вести хозяйство.
Пусть светских успехов, счастья, интенсивной эмоциональной жизни Зенона Домантене и жаждала, может быть, куда больше многих других женщин, но никакой «философской базы» под эти желания она не подводила и не стремилась сразу удовлетворить их. Гораздо больше занимала ее область чувств. Впрочем, тут она обладала определенной гибкостью — умела владеть ими, управлять, мгновенно вспыхивала, но в последний момент брала себя в руки.
Мурза нажал на газ. Настроение у него испортилось. Конечно, женщина — такой противник, который обычно не отдает завоеванного, однако…
Доставив Домантене к дверям ее дома, он, не вылезая из машины, открыл дверцу.
— Прощайте!
— До свидания!
Она изящно помахала ему и послала воздушный поцелуй.
— Прокатилась немножко, — скрывая за нежной улыбкой свою провинность, ласковым голоском проворковала Зина.
— С Мурзой? — спросил Викторас, не глядя в ее сторону.
— Угу.
— Слишком часто стала ты с ним кататься.
— Но вечер такой восхитительный…
Он ничего не ответил.
— Альгирдукас спит?
— Спит.
Она прошла в детскую. Вернувшись, заговорила еще нежнее:
— Как красиво он спит! Я поцеловала его, но он не проснулся. Ты уже пил чай?
— Нет.
— Что с тобой, Викторас? Сердишься? — Она прижалась к нему. — Может быть, на то, что я слишком часто отсутствую? Хорошо, больше никуда не буду уходить, все время буду с вами. Я вас обоих очень, очень люблю…
Домантас сжал ее руку, улыбнулся:
— Почему не уходить? Гуляй, ради бога, но только вовремя возвращайся.
Она положила руки ему на плечи:
— Так ты больше на меня не сердишься? — Минуту Зина молча смотрела ему в глаза. — Люби меня, думай обо мне, будь со мной всегда!
Теперь в ее голосе зазвучала нежная печаль, а глаза опасливо разглядывали в темном углу что-то непонятное и страшное.
Домантас заволновался:
— Хорошо, Зинут, хорошо, я буду тебя любить, всегда буду с тобой… Скоро отпуск, отправимся в Палангу.
— В Палангу… — Она задумалась. — О да, я очень хочу в Палангу.
Накрывая на стол, уже успокоившись, она начала радостно строить отпускные планы. В Паланге они все время будут вместе, и Альгирдукаса возьмут с собой, на всякий случай пусть и няня поедет. И вообще она всем довольна, денег им хватает, только бы научиться понимать друг друга, вместе радоваться счастью, радоваться жизни… За ужином Зина несмело спросила:
«Чердак, приспособленный под некое подобие мансарды художника. Мебели мало. На стенах рисунки, изображающие музыкальные инструменты. Беатриче играет на рояле вальс Шопена. Стук в дверь. Беатриче осторожно подходит к двери, прислушивается. За дверью голоса: «Открой!», «Беатриче!», «Пусти!», «Человек умирает!», «Скорей!» Беатриче отпирает дверь. Костас и Витас вносят на носилках Альгиса…».
Уже много лет не сходят с литовской сцены пьесы известного прозаика и драматурга Юозаса Грушаса. За них писатель удостоен Государственной республиканской премии и премии комсомола Литвы. В настоящий сборник включены наиболее значительные произведения народного писателя Литвы Ю. Грушаса; среди них — историческая трагедия «Геркус Мантас» — о восстании литовцев против крестоносцев; драма «Тайна Адомаса Брунзы» — трагическая судьба героя которой предрешена проступком его самого; трагикомедия «Любовь, джаз и черт» — о проблемах современной молодежи. В каждой своей пьесе Ю. Грушас страстно борется за душевную красоту человека, разоблачает уродующие его сознание пороки.
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.