Карьеристы - [17]

— И впрямь, давно не видела вас, — приветливо ответила Бутаутайте. — Пожалуй, несколько лет. А вы совсем не изменились. Хотя что это я! Вы же теперь наш директор. Я даже собиралась нанести вам визит, но все никак не могла решиться.

— Почему? Жаль… Я был бы очень рад, — вяло ответил Викторас.

— Ну, а как вам понравился спектакль? Неплохо, не правда ли? Наши драматурги становятся все лучше. Это радует. А как показалась игра? Местами слабовато — согласны?

Она всегда была общительна, и сейчас тоже — сама спрашивала и сама отвечала.

Домантас смотрел на нее и дивился: Юлия изменилась, похорошела. Не кричаще, но модно, со вкусом одетая, она казалась серьезной и довольно привлекательной женщиной. Глаза умные, спокойные. Губы пополнели, черты лица стали четче, ярче.

Подошла их очередь, и Домантас, подавая Юлии пальто, спросил:

— У вас, кажется, нет провожатого?

— Я всегда хожу одна… Но если вы меня проводите — буду рада.

Они вышли на улицу.

— Боюсь затруднить вас — я очень далеко живу, потратите много времени.

— Ну что вы!.. Такой замечательный вечер, можно хоть всю ночь гулять.

— А что скажет госпожа Домантене?

Бутаутайте с улыбкой взглянула на него, желая узнать, какое впечатление произвел ее вопрос. Несомненно, она пошутила и надеялась услышать от него какую-нибудь шутку в ответ, но он отнесся к ее вопросу совершенно серьезно:

— Зина сегодня в Женском клубе. Какое-то чаепитие у них…

— Да, да, ваша супруга стала крупной общественной деятельницей. И в газетах писали.

— Э, только время попусту тратят, — махнул рукой Домантас, почувствовав вдруг себя простоватым крестьянским пареньком, таким, каким был еще несколько лет назад.

— Вы так считаете? Презираете Женский клуб?

— Нет, напротив… Но…

— Ведь должны же каунасские дамы чем-то заниматься? Не правда ли? Совсем без дела сидеть — смертная тоска.

Некоторое время они шагали молча.

— Я глубоко убежден, что каждый человек обязан иметь какой-то идеал, — нарушил молчание Домантас. — Благо народа, наука, искусство… Иначе жизнь очень быстро наскучит и потеряет смысл.

— Ваша правда, — искренне согласилась она, — обычно ценность человека определяется тем, каково его мировоззрение, его идеалы. Особенно если он сам выстрадал их. Это формирует личность, делает её свободной, не так ли? А свобода личности — величайшее благо!

— Все люди, придерживающиеся ваших взглядов, превозносят свободу личности, но сами обычно почти не обладают ею и за другими ее не признают.

— Ошибаетесь.

— Не думаю. Посмотрите на наших атеистов — это же величайшие фанатики! С пеной у рта нападают они на всякого человека иного мировоззрения.

— О нет! Я сама атеистка, но глубоко уважаю тех верующих, которые действительно искренне верят, для которых вера является источником добрых дел.

Домантас о чем-то задумался и лишь после довольно долгой паузы сказал:

— Однако для семьи, например, скверно, когда у мужа и жены разные взгляды. Лучше, когда они исповедуют одно и то же.

— С этим я не стану спорить, тут у меня нет никакого опыта, — усмехнулась Юлия. — Но думаю, что гораздо лучше, чтобы у них были различные мировоззрения, чем одинаковое, откровенное мещанское стремление к мелкому эгоистическому счастью. Не правда ли?

— Возможно. Тут я согласен.

— Мне кажется, даже лучше, если супруги мыслят самостоятельно, независимо и не подавляют друг друга. Да, да! Мне жаль тех женщин, которые только пережевывают мысли своих мужей, их слова, их взгляды. О, сколько встречается таких дамочек, которые любят щегольнуть какой-нибудь хлесткой фразой, высказать нечто очень умное о политике, экономике, но ничего своего, они как попугаи повторяют чужие слова, не понимая их толком. Какими жалкими выглядят они в тени своих владык, тоже по большей части бесконечно убогих. Не думайте, я не оправдываю и мужей, — горячо говорила Бутаутайте. — Уж они-то умеют быть царьками. И еще какими! И разве не досадно, что какое-нибудь ничтожество, пустой вертопрах нагло навязывает жене свои жалкие взгляды и извращенный вкус? Конечно, такие мужчины и слышать не хотят об эмансипации, о самостоятельности женщин…

Домантасу казалось, что все эти филиппики относятся прямо к нему. Нахмурив брови, он стал припоминать свои споры с женой. Не раз пытался он втянуть Зину в орбиту своих интересов и стремлений, сделать ее соратницей в борьбе за свои идеи… Но ведь его идеалы — это не жажда увеселений какого-нибудь мещанина! Благо отечества, самопожертвование во имя интересов народа, страны — это же чрезвычайно важно для каждого литовца, в сердце которого еще не угасло чувство любви к отчизне… И в своих разговорах он никогда не прибегает к жандармской грубости. Но жена его не понимает. Его слова отскакивают от нее, как от стенки горох, теряются, подобно маленьким огонькам в бескрайних просторах серых буден. Карьера, ужины, полезные знакомства, подношения и подарки заслоняют ее горизонт, словно густые тучи.

— Вы обвиняете мужчин в стремлении властвовать над вами, — заговорил он после паузы, — но я не уверен, имеет ли такой упрек серьезные основания. Если муж иногда советует жене поинтересоваться чем-то более важным, нежели гости и наряды, то это лишь потому, что он хочет обогатить ее личность, а совсем не унизить.