Карьеристы - [107]
Адомас пошел к березе, долго смотрел на ветви, постучал рукой по стволу и вернулся.
— Рубите сами и мне кулаками не машите, — покраснев, сказал Адомас.
Лесорубы снова начали ругать друг друга. Долго спорили и кричали. В конце концов вернулись всей толпой к Адомасу.
Теперь они сменили тактику.
— Будь человеком, Адомелис, будь другом… Мы в долгу не останемся… Честное слово! У меня есть одежда, и совсем еще ничего… Верь мне, отдам я ее тебе, только сруби березу.
— Я галстук даю!
— А я шляпу и белый воротник! Вот тогда ты и впрямь будешь похож на солнце.
Кричали лесорубы Адомасу на ухо, хлопали по плечу, называли лучшим другом и приятелем.
Адомас улыбнулся, направился к березе, еще раз хорошо ее осмотрел и вернулся.
— Так ведь не оставишь… Надо срубить.
— Ай да парень! — кричали лесорубы.
Адомас еще чего-то ждал.
— Ну, берись за топор! Покажи, что ты стоишь нашей дружбы.
— Одежда будет, и шляпа, и белый воротник.
Адомас взял топор, обошел березу кругом, вытоптал снег, далеко отбросил ветки, чтобы не путались под ногами, когда придется бежать.
Лесорубы заулыбались, подмигнули друг другу:
— Каков Адомас!.. С дураком надо уметь…
Маленький человек снял полушубок, плюнул на ладони, потом поднял было топор, но снова опустил его, выпрямился и закричал:
— Одежду-то вы не дадите!.. Добрым словом помянете — с меня и этого хватит.
Лесорубы переглянулись. С их лиц сошло ликование и издевка. Они видели его, стоящего под этой ужасной тяжестью, и уже не осмеливались повторять своих обещаний.
Адомас замахнулся топором и ударил. Глухо загудела береза, словно колокол из-под земли…
Человек наносил удар за ударом с такой силой и упорством, как будто дрался не на жизнь, а на смерть с извечным врагом. Лесорубы, напрягая глаза, издали следили, не дрогнут ли ели. Они бы предупредили, они бы крикнули ему, чтоб Адомас успел отбежать. С каждым ударом топора у них становилось все теплей в груди, как будто это они кланялись березе.
Под этим огромным висячим мостом Адомас издали казался крошечным как муравей. Но он ритмично и упорно раскачивал топор, словно охваченный вдохновением звонарь под колоколом.
Лесоруб выпрямился, посмотрел вверх, достаточно ли прочно держатся ели, смахнул со лба пот и снова замахнулся. И снова топор, как маятник часов, равномерно отсчитывал удары, изредка поблескивал холодным и жутким блеском. Рана дерева белела издали, как злая улыбка перекошенного рта.
Береза затрещала. Лесорубы сами не почувствовали, как вместе закричали:
— Беги!
Лесоруб не слышал. Он бил по дереву как дятел, кивая в такт головой и раскачиваясь всем телом.
Побледневшие лица теперь покраснели, и сердца снова забились медленнее. Все они были благодарны березе, которая крепко держала на своих плечах смерть, и ели, которая пока еще позволяла маленькому человеку продолжать свою великую игру.
Зимнее солнце выглянуло из-за туч, и снег на поляне заиграл шелковистым блеском. Сноп лучей нырнул в пройму между скрещенными елями и обнял лесоруба. Он вдруг выпрямился и отскочил на несколько шагов в сторону. Но дерево еще не шевелилось, и лесоруб вернулся к своему топору.
Лесорубы теперь хотели сказать ему хоть что-нибудь как брату, как другу, чтобы топор ему показался легче. Выровнять и проложить бы ему дорогу, на руках вынести, как только береза покачнется. Но между человеком и лесорубами было расстояние, которое не пройдешь за всю жизнь. Он там, вдали, как ребенок, который на поле битвы играет невзорвавшимися гранатами.
Лес, в котором еще недавно был слышен неровный шум падающих деревьев, теперь молчал. Ритмические удары одного топора, словно отсчитывая время, еще больше подчеркивали это бесконечное спокойствие. Эхо ударов задыхалось тут же рядом, застревало в хвое первых деревьев, а там дальше… все белый снег, долины, холмы, широкие поля, усадьбы и весь большой мир.
Лесоруб устал, он прислонился к дереву, словно к плечу лучшего друга. На минуту прижался лицом к шершавой коре, и капли его пота, как слезы, покатились по неровному стволу березы.
Здесь все было живым: отдых и боль, каждая капля пота, это бесконечное ожидание; смерть здесь опускалась тихо, а любовь раскрывала свои цветы для птиц лесных, и все можно было видеть и слышать, как глухой слышит биение своего сердца, как слепой видит лицо, которое прекрасно как солнце.
Лесоруб выпрямился и ударил с новой силой. Береза затрепетала, удары пришлись по сердцу. Еще один удар следом за первым — это били часы. Снова взмах… Топор задрожал и упал вместе с человеком. В то же мгновение зашумели ветви, глухо грохнула мерзлая земля, никто не успел закричать: «Беги!»
Между свежими пнями лежали ели, рядом с ними — белая береза, и там же, под зеленым венком, покоился лесоруб.
Поляна посреди леса уже была пуста, за ней у дороги, на пригорке, выстроился молодой ельник. В лучах солнца стояли в своей снежной одежде елочки одна за другой, и казалось, что это белые цветы раскрылись над землей.
ПРОВОДЫ С ПРЕПЯТСТВИЯМИ
Перевод Г. Кановича
Жил-был на свете старый, седой, как осенняя изморозь, крестьянин Валюлис. Дожил он до восьмидесяти с лишним и решил почить в бозе, оставив зажиточное хозяйство, бездетную жену — на добрых два десятка лет моложе себя, раздольные поля и голубой небосвод с белесыми облаками.
