Каравеллы выходят в океан - [57]

«Ныне, – писал Колумб, – открыты ворота золоту и жемчугу, и можно с уверенностью ожидать притока драгоценных камней и пряностей и тысячи других вещей. И не постигни меня это великое несчастие, я мог бы совершить именем бога большое путешествие, мог бы завязать сношения со всей счастливой Аравией, вплоть до Мекки… после чего я мог бы дойти до Каликута…».

Однако теперь, по словам адмирала, любой подданный королевы может безнаказанно обвинить его в измене, несмотря на то, что это он подавил два мятежа против государей и делал все, чтобы добывать больше золота. В своем письме Колумб опровергал обвинение в утайке золота и в попытке захватить остров, чтобы сделать его владением генуэзцев.

Особенно горько узник жаловался на то, что Бобадилья похитил все его золото, ценные самородки и его личные бумаги: «Прибыв в Санто-Доминго, командор поселился в моем доме и присвоил себе все, что там нашел… Пират никогда так не поступил бы с купцом».

Колумб взывал к справедливости: «В Кастилии меня судят так, как если бы я был правителем Сицилии или города, или поселения с установившимся способом правления, где полностью могут соблюдаться законы без боязни потерять все… Меня должно судить как военачальника, прибывшего из Испании в Индию для покорения воинственных и многочисленных народов, с обычаями и верованиями, весьма отличными от наших… и где, по воле божьей, передал во владение короля и королевы Другой Мир, в силу чего Испания, которая вчера еще слыла бедной, ныне стала самой богатой страной на свете… Владыка наш всесильный и всезнающий всегда карает зло, в особенности же неблагодарность и бесчинства».

В самом конце октября Колумба и его братьев, закованных в кандалы, высадили на берег в Кадисском порту и отправили в один из монастырей Севильи.

Сразу же после прибытия в Кадис адмирал через верного человека переслал свое письмо Хуане де ла Торес в Гранаду, где в то время находился королевский двор, и так этот потрясающий документ попал в руки королевы раньше, чем донесение Бобадильи.

Короли поняли, что были жестоки и несправедливы с великим мореплавателем, и что это бросает тень на корону. Надо было немедленно позаботиться о том, чтобы рассеять неприятное впечатление, создавшееся у народа при виде закованного в цепи адмирала, сходившего на тот самый берег, где еще так недавно его встречали с восторгом.

К тому же судьбой Колумба интересовались влиятельные лица, которые финансировали его экспедиции.

Колумб поспешил отослать письмо и этим своим благодетелям – «неизвестным сеньорам», чьи имена так и остались нераскрытыми. Он горько сетовал на совершенную несправедливость: «Обещания мои не были ничтожными и пустыми. Сюда наш искупитель указал мне путь… Думалось, что будет процветать и возвеличиваться в тех землях святая церковь, а из мирских благ можно было ожидать там приобретения всего, на что надеялся простой народ. За семь лет я осуществил с помощью божьей завоевание этих земель. И в то время когда, как я полагал, мне будут оказаны милости и я обрету покой, я был внезапно схвачен и на мой позор привезен в Кастилию закованным в железо, причем подобное учинилось не на пользу их высочеств и явилось плодом интриг».

Эти влиятельные лица сумели настроить и общественное мнение и королей в пользу попавшего в немилость вице-короля.

Тяжкое бремя опалы

Две тысячи дукатов как средство против душевных ран. – Трогательное свидание – верх притворства и лицемерия. – Уклончивые обещания. — Расторжение договора в интересах государства. – Овандо – новый вице-король Индии. – Заключительный акт трагедии индейцев на Эспаньоле. – «Книга пророчеств». – Новые замыслы.

Негодование, вызванное в народе жестоким обращением с великим мореплавателем, неприятно поразило католических королей, но они в это время вместе с монархом Франции были заняты дележом Неаполитанского королевства. Прошло еще шесть недель, прежде чем королевская чета отдала приказ снять оковы с находившихся в заключении братьев Колумбов и пригласила их ко двору. Короли отправили адмиралу любезное послание и две тысячи золотых дукатов – очень большую по тому времени сумму, – чтобы он мог предстать перед государями в надлежащем облачении и в сопровождении свиты.

17 декабря 1500 года Колумб явился ко двору и был принят Фернандо и Изабеллой. Некоторые историки рассказывают, что это было очень трогательное свидание. Говорят, будто бы королева, увидев седую, трясущуюся голову великого мореплавателя, его лицо, на котором заботы и страдания проложили глубокие морщины, согбенный стан и следы оков на руках и ногах, горько разрыдалась. А Колумб, до тех пор с гордым спокойствием сносивший клевету и незаслуженные оскорбления, потерял самообладание, припал к ногам королевы и, заплакав как дитя, долго не мог произнести ни слова. Король поднял рыдающего старца, стал ласково успокаивать его и заверил в своей благосклонности.

Однако Эрнандо – сын адмирала – лишь вскользь упоминает об этой встрече, сообщая, что королевская чета милостиво приняла в Гранаде адмирала и заявила ему, что его арест, заключение в темницу, наложение на него оков произошло без их ведома. Бобадилья, дескать, действовал самовольно, не имея на это полномочий.