Каратель - [6]

— Медведь! — зычно позвал Панич телохранителя. — Едем во дворец! Возьми Монгола.

Не обращая внимания на китайца, он сбросил махровый халат и решительно направился по деревянной лестнице на второй этаж.

— Мазь — один час… два нельзя… мазь пропадай, женьшень новый собирай, — семенил за ним обескураженный отменой массажного сеанса Хан Ван By.

— Значит, собирай! — задержавшись на ступеньке, зыркнул на него Панич. — Отлынь, не до тебя!

Китаец предпочел ретироваться, понимал: косящих под нетрадиционных лекарей в России нынче пруд пруди, а противорадикулитную мазь готовить умеет каждый второй, и попади он под горячую руку — Панич выбросит его, сдаст властям, а на его месте завтра окажется другой узкоглазый нелегал.

Пятидесяти восьми лет от роду, все еще статный, приветливый на людях, Панич был немногословен, умел располагать собеседников — разумеется, тех, которых допускала к нему охрана. В Краснодольск он наведывался нечасто, все больше разъезжал. Соседи поговаривали, лечился на водах, потому как инвалид, одинокий, ухаживать за ним некому. Поговаривали также, что некогда он работал на урановых рудниках, и теперь у него рак крови.

Было в целом свете очень мало людей, знавших о Дмитрии Константиновиче больше, нежели он того хотел. Кое-что знали в Главном управлении исполнения наказаний МВД России, где хранился архив с перечнем основных вех его «трудовой» биографии. И хотя многотрудная жизнь и северный климат действительно подточили здоровье Панича, инвалидом труда он никогда не был, потому что из двадцати четырех проведенных «у хозяина» лет не проработал ни дня: работать ему не полагалось по статусу вора в законе. «Коронован» Панич (он же Кадило, он же Шатун, он же Северцев, больше известный по кличке Пан) был во Владимирском централе еще в шестьдесят восьмом.

Он действительно отлучался «на воды», но предпочитал воды, протекавшие вдали от родной Серебрянки — преимущественно на оффшорных территориях, где банки давали немалые налоговые льготы, а власти не интересовались происхождением капиталов.

Идея приспособить брошенный властями Уральск-12, где Панич в свое время пребывал в качестве зека, принадлежала ему. Это он с помощью своего однобарачника, угодившего в колонию за растрату, Салыкова рассчитал экономическую выгоду от использования неподконтрольной властям территории и необлагаемого налогом населения, состоявшего из беглых урок и желтолицых «нон-грата», он придумал систему найма рабочей силы и ее охраны, доставки сырья, продовольствия и готовой продукции. И вот теперь, спустя восемь лет, система заработала на полную мощность, прибыль семьи составляла двадцать четыре миллиона в год, шестьдесят процентов из которых пока уходило на покупку чиновников, правоохранительные органы, командировочные расходы, ценные бумаги, банковские операции, транспорт, связь, пополнение «общака» — на все то, что обеспечивало Дмитрию Константиновичу относительное спокойствие.

Сам он ни в каких документах не фигурировал, фамилия Панич никому ни о чем не говорила, наличные деньги оседали на счетах подставных лиц, вкладывались в торговый бизнес, превращались в банковские бумаги, акции совместных предприятий и фирм, имеющих выход за рубеж, интегрировались. Тщеславием Пан не отличался — считал себя патриотом «малой родины», где несла свои воды Серебрянка, где стоял его терем за высоким забором, и воздух пах кедром и сосной.

…На площади перед Дворцом спорта его встретил Губарь — директор службы безопасности АО «Краснодольскцветмет». Тут же суетились «быки» во главе с Бригадиром, но близко не подходили, блюли субординацию.

— Кожухов здесь? — сухо спросил у Губаря Дмитрий Константинович, направляясь к парадному подъезду.

— Нету. С утра собирался в прокуратуру по повестке. Московская комиссия затаскала.

Панич прошел по пустынным коридорам в зал, взорвавшийся вдруг аплодисментами и возгласами, словно зрители приветствовали не удачную комбинацию одного из бойцов на татами, а лично его. Губарь проводил босса на отдельную застекленную трибуну, где сидели референт мэра Иевлев, замначальника УФСБ Зарицкий и главный экономист объединения Вершков.

— Сидите, не в армии, — отмахнулся Панич и, проигнорировав протянутые руки, опустился на низенькую скамейку.

В финал вышли четверо. Боец под шестнадцатым номером лихим «тоби-йоко-гери» заработал иппон. Толпа взревела.

— Кто ведет? — спросил Панич у завсегдатая соревнований Зарицкого.

— Пока поровну. Двое из Питера — двое наших. Ставить будем?

Панич понаблюдал за происходящим на татами.

— На крестника, — кивнул и пощелкал пальцами в воздухе. Крестником он называл Влада Мехова. Давным-давно, когда тот был еще мальчишкой, Панич поручил его тогдашнему авторитету Пантере. «Воспитатель» натаскал звереныша по полной программе — научил драться, стрелять, водить машину, правильно вести себя на допросах, выживать в экстремальных условиях, ориентироваться в тайге.

— Убе-е-ей!!. — сложив ладони рупором, заорал заводной экономист Вершков, как только Мехов появился на татами.

Влад нанес несколько ударов, в ответ получил «цумасаки» и проиграл очко. Рефери что-то нервно внушал его сопернику, показывая на собственный локоть. Поединок затягивался, силы мастеров были равными. На четвертой минуте равновесие нарушил соперник Влада — пробил-таки мощный вертикальный панч. Кимоно окрасилось кровью.