Карандаш. История создания и другие подробности - [106]

17. Как заточить карандаш и сохранить его форму

Когда мальчик — рассыльный журнала «Нью-йоркер» слышал, как главред Гарольд Росс объявлял, что лучше бы он руководил какой-нибудь районной газетой, чем пытался справиться с кризисом в редакции, парень сразу смотрел на карандаши на столе у босса. Он знал, что точить их — его обязанность. Этому он должен был научиться в первую очередь.

Я пошел в кабинет мистера Росса, взял коробку с карандашами и принес в свою комнату. Прежде чем точить их, я осмотрел каждый карандаш так же внимательно, как если бы это был детонатор водородной бомбы, следуя подробной иснструкции, которую я получил от секретаря, а также от офис-менеджера. Мистер Росс требовал, чтобы его карандаши были определенной длины — ни короче и ни длиннее — и чтобы на них не было следов зубов.

<…> От меня требовалось заточить их остро, но не слишком тонко, чтобы грифель не ломался и не крошился под рукой мистера Росса. На овладение этим навыком у меня ушло две недели, но в конце концов я справился, и в один из дней, когда я находился в кабинете мистера Росса, он сказал: «Сынок, ты чертовски хороший точильщик карандашей»[519].

Желание иметь хорошо заточенное карандашное острие, без сомнения, возникло одновременно с появлением самого карандаша, но, прежде чем людям удалось достичь идеала, им пришлось поработать над двумя независимыми аспектами технологии. Во-первых, над прочностью грифеля, который будучи заточенным в форме конуса, должен был выдерживать нагрузки, возникающие при письме и рисовании. Карандаши в каталогах XIX века изображались с идеально острыми концами, но в целом это свойство рекламировалось мало. Признаками высокого качества скорее считались полнота ассортиментного ряда и хорошая стираемость карандашной черты. Отсутствие упоминаний об остроте может объясняться сложностью достижения желаемого результата независимо от прочности грифеля. Требовалась разработка технологии затачивания острия.

В течение столетий точить карандаш значило пользоваться ножом, чтобы обстругивать дерево и заострять грифель. Перочинными ножами издавна очиняли перья, поэтому вполне естественно, что они пригодились и для карандашей. Однако пользоваться ими было не так уж просто. В XVII веке у школьного учителя уходило очень много учебного времени на затачивание гусиных перьев[520]. Предполагалось, что двенадцатилетние ученики должны были справляться с этим сами, но, видимо, многим это дело не удавалось, и нередко наставник садился за учительский стол и принимался точить перья, а ученики в это время подходили по одному и пересказывали выученное домашнее задание. У везучих учителей был специальный помощник для затачивания перьев, а многие ученики в конце концов овладевали этим искусством и даже с удовольствием занимались этим потом. Один из них вспоминал: «Придание перу нужной формы и ее поддержание неизменно порождали чувство осторожности, гордости и удовольствия от использования»[521].

Затачивание карандашей, однако, не оставило ни в ком таких нежных воспоминаний. Старые карандаши из смеси порошкового графита, клея и других связующих веществ обычно были очень хрупкими. Чтобы их заточить, требовались специальные меры предосторожности. Например, такие: «Если конец карандаша отламывался, не так-то просто было снова заточить его. Сначала нужно было сострогать древесину и подержать графит над пламенем, чтобы он размягчился, а затем пальцами придать ему остроконечную форму»[522]. Когда в качестве связующего вещества стали использовать глину, керамический стержень уже не таял, и точить приходилось по-другому.

Кажется, научиться качественно точить карандаши из смеси графита и глины было ничуть не проще, чем очинять перья. Можжевельник довольно легко поддавался обработке перочинным ножом, и все же для придания ему формы аккуратного конуса требовался некоторый навык. Ровность обстругивания имела скорее эстетическое значение, но ножом требовалось владеть ловко, так как кончик грифеля норовил отломиться раньше, чем был полностью заточен. Это приводило к пустой трате стержня, а оправу приходилось строгать заново. Многих это настолько выводило из себя, что кое-кто советовал: «Лучше восстановить острие, потерев грифель о бумагу и одновременно поворачивая карандаш вокруг своей оси, чем каждый раз пытаться заострить его ножом»[523]. Шли споры относительно общепринятых процедур заточки, не все из которых соответствовали правилу бойскаутов о том, что резать надо всегда «от себя»:

Обычно считается, что правильно точить карандаш, прижав его концом к большому пальцу и стачивая ножом древесину и грифель в направлении пальца. Этот метод вызывает возражения, так как пальцы при этом пачкаются. С другой стороны, при использовании более аккуратного способа, с движением ножа «от себя», то есть от корпуса, часто получаются слишком глубокие надрезы, что ведет к поломке кончика грифеля[524].

Это детальное описание того, что все и так знали, появилось в 1904 году и предваряло сообщение об изобретении нового устройства, устраняющего недостатки традиционного способа очинки карандашей