Капитаны в законе - [104]

– Не надобно, – отмахнулся священник. – Согласен я.

– Что, уже подсказали? – изумился Сангре.

– Да нет, невелика я птица, чтоб они с небес до меня снисходили. Словеса твои в памяти всплыли про жизнь за други своя… А ведь князь мне куда ближе друга – сын духовный. Так неужто я…, – отец Александр осекся и, обреченно махнув рукой, глухо продолжил: – А там пущай митрополит лютует и сан с меня снимает. Чего уж. Лишь бы не понапрасну все было, – он крепко ухватил Петра за локоть и выдохнул: – Слышь-ко, гусляр, чтоб не понапрасну!

Глава 25 Переломить себя

На свежую голову и впрямь думалось куда лучше. Впрочем, план на ближайшее время был известен – осталось воплотить его в жизнь. Первым пунктом стоял базар, поскольку требовалось срочно расплатиться с князем Федором Давыдовичем.

Но уйти не успел – из своего шатра вышел Михаил Ярославич. Сладко потянувшись, он, заметил Сангре, довольно улыбнулся и направился к нему. Стало понятно, что разговора не избежать. Ну и ладно. Помнится, он и сам собирался улучить удобный момент, чтоб потолковать с князем по душам. Лишь бы ненадолго. И Петр охотно двинулся навстречу.

– А ты куда засобирался? – поинтересовался Михаил Ярославич.

Куда – Сангре ответил честно, а зачем – схитрил, пояснив, что решил раздобыть немного гривен, а для этого надлежало продать привезенные им меха. Но не самому же ими торговать. Значит, надо найти кого-нибудь из купцов посговорчивее и разом все отдам.

– И все? – прищурился князь.

– Ну-у, – замялся Сангре. – Подарки кое-какие прикупить хотелось. Здесь, говорят, восточные благовония в изобилии, вот я…., – и не договорив, осекся, поняв, что не поверил ему Ярославич.

Правда, обиды на лице не заметил. Да и тон его обращения к Петру был скорее деловитым.

– А я чего хотел спросить-то. Да что мы тут на солнце жаримся, – спохватился князь. – Пойдем в шатер. – Он приобнял Петра за плечи и увлек к себе.

Едва вошли, как Михаил Ярославич, усадив Сангре на кошму, присел рядом и раздумчиво, ровно размышляя вслух, молвил:

– Диву даюсь – всего третий день ты здесь, а эвон сколь делов успел наворотить. Даже с Кавгыдаем договорился, хотя мне о том доселе не верится. Никак в толк не возьму, за что ты оную гадюку уцепил?

Он испытующе покосился на Петра, но тот невозмутимо молчал, ожидая продолжения. Михаил Ярославич досадливо крякнул, посопел, но взял себя в руки и миролюбиво продолжил.

– Ладноть, понимаю. Коль слово дал, оно и впрямь нарушать негоже. Да и не о том я ныне. Я ить, признаться, до того, как тебе прикатить, думал – все. Особливо когда Романец Маштака забил. Ныне же сызнова надёжа в сердце загорелась. Как далее пойдет – не ведаю, но веришь – нет, мне и дышаться по иному стало. Свободнее что ли. Но я иное спросить хочу. Кирилла Силыч тута сказывал, мол, ты сам ведаешь, чего и как, но ить ты ж по моим делам хлопочешь, а я в это время сиднем сижу. Нехорошо оно как-то. Ты токмо единое словцо поведай, в чем тебе моя подмога нужна, а уж я расстараюсь.

– Стало быть, доверяешь полностью? – уточнил Петр.

Михаил Ярославич хмыкнул:

– Опосля того, что ты за два дня учинить поспел?

Сангре припомнился состоявшийся накануне разговор с князем Галича-Мерьского Федором Давыдовичем и он осведомился:

– Значит я могу в беседах… с разными людьми говорить от твоего имени?

Князь насторожился.

– Смотря с кем и об чем, да какие посулы раздавать станешь.

– Какие там посулы?! – отмахнулся Петр. – Ну разве льгот для одного-двух купчишек попрошу, и все. Не о том речь. Мне иное нужно – могу я твоим представителем быть и сказать человеку: верь мне, ибо не от своего имени я с тобой говорю, но несу тебе слово князя тверского.

Михаил Ярославич призадумался. Встав, он принялся как и тогда, в тереме у побратимов, расхаживать по шатру.

– Это в самом крайнем случае, – вставил Сангре. – Просто случаются обстоятельства, когда кое-что поувесистее речей гуслярских требуется.

Князь остановился напротив Петра, решительно тряхнул головой.

– Быть посему. И ежели опосля кто-то молвит, будто гусляр от моего имени ему чего посулил, отрекаться не стану. И на том тебе крест целую. – И он извлек из-за пазухи нательный крест, поцеловав его. – А еще ничего от меня не надобно?

– То, что надо, ты все равно навряд ли исполнишь, – улыбнулся Петр, прикидывая, как лучше подступиться к самому главному.

– Отчего?

– Потому что для человека самого себя изменить тяжелее всего.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Михаил Ярославич, заново усаживаясь подле Петра. – Сказывай, а то я в толк не возьму.

Сангре пытливо уставился на своего собеседника, прикидывая, стоит ли вообще пускаться в опасные откровения. Эвон какой – крепкий, кряжистый, словно дуб. И такой же прямой, привык по правде жить. Такому согнуться, если и захочет, навряд ли удастся.

А с другой стороны взять – купец-литвин, как докладывал отправленный вчера на базар Лапушник, до сих пор не появился. Остальных купцов из числа тех, кто в Москве получил новые монеты, тоже пока на базаре не видно. Значит, на них в ближайшие дни полагаться нельзя. И на перехваченную грамоту от Гедимина тоже – когда еще ее доставят. Получалось, даже при тайной помощи Кавгадыя и при отказе большинства князей от показаний, все равно судьи могут признать тверского князя неправым, полагаясь на одних новгородцев, если… сам Михаил Ярославич не изменит своего поведения. Значит, надо попытаться уговорить, переубедить, что без этого никак.