Капитан Весна - [8]

— Вы собираетесь обосноваться в Марселе? — спросила тетя Мария. — Что ж, это неплохо. Климат там хороший… Я только сомневаюсь, легко ли там с продовольствием. Мне рассказывали, что…

— Конечно, с питанием там не слишком хорошо. В больших городах с этим всегда сложнее, чем в деревне…

— А жилье у вас там будет? Ваша племянница уже устроилась?

— Как вам сказать… Мы не собираемся задерживаться в Марселе. Мы, вероятно, уедем в другое место… Далеко… очень далеко…

— Понимаю, — озабоченно сказал Сиприен.

Ненадолго наступила тишина. Пламя трепетало, дрова весело потрескивали, в трубе над очагом завывал ветер.

— Угощайтесь жареными каштанами, господин Бенжамен! — сказала тетя Мария. — Они вовремя поспели.

— Спасибо. Я не очень голоден.

Сиприен Валетт нагнулся к старику:

— Господин Бенжамен, а как же с тем делом, о котором вы мне говорили?

Сиприен указал подбородком в сторону гор. Интересно, что он имел в виду? Должно быть, горные вершины, где проходила граница с Испанией… Мне казалось, что я правильно понял.

— Ничего не поделаешь, — прошептал старик, — пришлось от этого отказаться. Не могу же я ехать один! Меня ждут племянница и ее муж. Нам нужно быть вместе.

— Они могли бы приехать сюда и…

— Нет, они мне пишут, что все уже подготовлено. Я должен ехать к ним.

Дядя покачал головой и протянул господину Бенжамену руку. Его большая загорелая ладонь сочувственно опустилась на бледную, морщинистую руку старика.

— Уверен, все будет хорошо, господин Бенжамен, — сказал он. — Когда будете далеко отсюда, не забывайте нас. А если когда-нибудь захотите к нам вернуться, не раздумывайте. Мы всегда будем рады вам помочь…

— Премного благодарен, — сказал старик, и глаза его заблестели от слез. — Надеюсь, что этот ужас не на годы…

— Вы получаете что-нибудь из Парижа? — спросила моя мать.

— Да. Как раз недавно получил письмо. Жизнь там становится все тяжелее и тяжелее. И к тому же… — Он снова понизил голос: — Происходят жуткие вещи…

— Что такое? — прошептала тетя Мария.

— Нацисты охотятся на евреев. Они устраивают облавы и заставляют всех евреев носить желтую звезду. Во многих местах им даже запрещено проживать. У них отнимают имущество, лавки… Это дико! Живи я теперь там, и мне пришлось бы носить желтую звезду… Ходить по улицам с желтой звездой на спине…

— Ужас! — рявкнул дядя Сиприен, ударяя кулаком по столу. — Они нам за все заплатят!

— В южной зоне нацисты еще не решаются, но в Париже и на севере преследования уже начались…

Франция в те годы была разделена на две части демаркационной линией, которая проходила от северной части Альп к побережью Атлантического океана, минуя центр страны.

— Ужас! — повторил Сиприен Валетт.

— Вот почему я хочу покинуть эту страну, — прошептал господин Бенжамен. — В моем возрасте…

Он не закончил фразы. До сих пор я вижу, как он сидит, сгорбившись над тлеющими угольями. Что разглядел он среди пурпурных искр, сверкавших в очаге? Должно быть, мирную, спокойную страну, где не нужно все время остерегаться, понижать голос, страшиться неожиданного гостя…

— Какой стыд! — ворчал Сиприен. — Человек всегда остается человеком, будь он черный или белый, христианин, иудей или атеист…

А я думал об этой звезде из желтой материи, о которой говорил господин Бенжамен. Я уже что-то об этом слышал. Когда-то отец рассказывал о расистских преследованиях, которые начались в Германии незадолго до начала войны, об арестах и убийствах. Но впервые я осознал всю эту гнусность в такой непосредственной близости от себя. И подобное могло происходить во Франции, в моей стране!

Господин Бенжамен долго смотрел на меня, потом перевел взгляд на Бертрана. Он чувствовал, что творится в наших сердцах, и засмеялся своим тихим дребезжащим смешком.

— Не беспокойтесь, мальчики! Я как-нибудь устроюсь. Я хочу сказать… мы как-нибудь выпутаемся из этого положения… На свете много смелых людей… Намного больше, чем думают… Все уладится. Гм… Вы еще молоды, дети мои. Вы еще увидите мирную жизнь…

— А когда вы собираетесь уехать? — спросила тетя Мария.

— Через три дня. Я спущусь в долину и сяду в автобус, который ходит в Люшон.

— Надо будет приготовить вам килограмм масла… Ваши марсельцы будут очень довольны.

— А может быть, ягненка? — спросил дядя Сиприен.

— Еще чего выдумали! — сказал господин Бенжамен. — Дорога мне предстоит долгая, и я не хочу набирать лишних вещей.

— Головку хорошего деревенского сыра, горсть каштанов, немного настоящего хлеба…

— Несколько яблок, — вставил, в свою очередь, Бертран.

Господин Бенжамен воздел руки к небу.

— Вы хотите, чтобы я свалился в пути под тяжестью груза? Нет, друзья мои, мне нелегко носить и самого себя.

Через три дня он пришел к нам прощаться. Дядя Сиприен, Бертран и я решили проводить господина Бенжамена до долины, где останавливался автобус на Люшон.

В руках у господина Бенжамена был пакет, тщательно завернутый в толстую материю, ящик с красками и складной мольберт.

Положив мне руку на плечо, старик сказал:

— Жан, мой мальчик, все это обременило бы меня в пути. Я доверяю эти вещи тебе. Можешь немного помалевать. Правда, я не успел с тобой достаточно позаняться, но ты сам поймешь, что к чему. Мы живем в такое время, когда мальчики должны уметь во всем разбираться. Гм!.. Хорошо, если к тебе захочет присоединиться Бертран. Попросите, пусть вам купят картон для рисования… В городе его еще можно найти… Немного скипидара… Так что это я хотел сказать?.. В пакете вы найдете несколько картин моей работы… Это, конечно, не шедевры… Недаром говорят: критиковать легче, чем творить. Так вот, сохраните их на память обо мне. Не возражайте! Это пустяки. Сущие пустяки. Прощайте, друзья мои, и в путь! Я еще вернусь сюда. Этот край мне по душе.