Капитан Весна - [6]
— Затухание, — с понимающим видом говорил Бертран.
Господин Бенжамен сидел не шевелясь. Казалось, он был зачарован маленьким зеленым огоньком на диске. Для него ничто больше не существовало, кроме слабого, едва слышного голоса, который рассказывал об оккупации Европы гитлеровскими бандами и о готовящемся вторжении в Англию.
— Они теперь везде… везде… — шептала моя мать.
Старик качал головой, и губы его едва заметно дрожали.
Однажды вечером, когда сообщили, что по «французскому» радио будут передавать речь Петэна, дядя Сиприен совсем рассвирепел, снова стукнул по столу и крикнул, что ни за что не будет его слушать.
— Черт возьми, я заранее знаю, о чем он сейчас будет блеять: вы сейчас услышите, что немцы самый сильный народ, что французы побеждены, что нужно быть терпеливыми и покорными. Ничего другого не ждите!
Господин Бенжамен испуганно замахал на него рукой:
— Тише, господин Валетт! Вас могут услышать.
— Ну и пусть! Ведь все знают, что я об этом думаю, и все со мной согласны.
— Надо быть осторожным! Никогда не знаешь… Теперь пошли такие времена, что надо остерегаться.
Дядя Сиприен что-то проворчал и стал ловить Лозанну.
Послушав радио, мы ненадолго собирались у огня. Иногда заглядывали соседи. Разговоры шли все об одном и том же: о войне, о пленных, о притеснениях, о растущих трудностях с продовольствием. Нельзя было купить ни проволоки, ни веревки, ни краски, ни цемента. Считалось чудом, если где-нибудь доставали горсть гвоздей, пару домашних туфель или обыкновенный клубок штопальных ниток.
Если речь шла не о войне и тяготах жизни, переходили на погоду, говорили о предстоящих работах и заботах. Осень подходила к концу. Иногда пора дождей и туманов, вечерние холода сменялись теплыми днями бабьего лета. Хватит ли сена, чтобы кормить скотину всю долгую зиму? Впрочем, скот все время убывал. Лошади и быки были отобраны оккупантами.
Несмотря на все это, иногда удавалось поговорить и о другом: вспоминали прошлые, умчавшиеся годы, мирное время, которое казалось теперь необыкновенным, чудесным.
Моя мать, господин Бенжамен и я рассказывали о Париже, его улицах, памятниках, о Сене и Версале. Наш гость рассказывал гораздо лучше нас. Он вспоминал то время, когда жил в маленькой квартире на острове Сен-Луи. Из окон были видны Сена и набережные с высокими черными тополями. «Одно из самых красивых мест в мире!» — бормотал старик, полузакрыв глаза, словно хотел удержать близкий его сердцу пейзаж.
Господин Бенжамен рассказывал нам о своей работе. Он был критиком, писал статьи по искусству в газетах и даже выпустил несколько книг по живописи. Жил он одиноко, у него не было ни жены, ни детей и только несколько племянников в Париже и в провинции. Одна из племянниц бежала в Марсель. Возможно, он вскоре уедет к ней… Один его знакомый книготорговец тоже поселился в Марселе.
Фредо, длинный Фредо, которого я окрестил человеком с обезьянкой, на несколько недель уехал из Вирвана. Его квартирная хозяйка, Тереза Ригаль, рассказывала моей матери, что он получил ангажемент в каком-то захудалом мюзик-холле, гастролировавшем на юго-западе. Он, вероятно, вернется еще до наступления зимы и останется в Вирване, по крайней мере до весны. Эти места ему нравились, и жить здесь легче, чем в городе.
До сих пор я встречал его редко. Это был странный человек. Необычными были не только его рост и худоба, но даже лицо: длинное и смуглое, с выдающимися скулами и мрачными узкими глазами. Говорил он мало, голос у него был сухой и резкий. Руки, привыкшие жонглировать и показывать различные фокусы, казалось, не могли оставаться в покое. Его тонкие пальцы все время сгибались и разгибались, исчезали в карманах и внезапно появлялись вновь, напоминая проворных пауков. Внезапно он разражался смехом. Тогда ослепительная улыбка озаряла угрюмое лицо. Поистине странный человек! Вот что мне рассказал о нем Бертран:
— Однажды Фредо пришел к нам купить молока. Сначала он стал жонглировать сливами, которые увидел на буфете, потом тремя тарелками… Мать недоверчиво смотрела на него. Потом он взял меня за нос и извлек из него несколько монет, а после этого стянул у отца трубку, да так ловко, что тот ничего не заметил. Вернул он ее отцу уже перед самым уходом.
— Он приходил с обезьянкой?
— На этот раз нет. Но, по-видимому, обезьянка тоже показывает фокусы. Вот было бы здорово, если бы он как-нибудь зашел к нам вечерком!
— А жена его тоже артистка?
— Она, кажется, помогает ему во время представлений. Даже их дочка, которой нет еще и десяти лет, умеет жонглировать и кувыркаться. Хозяин дома, где они живут, говорил мне, что отец каждое утро занимается с ней.
Господин Бенжамен тоже рассказывал нам о длинном Фредо. Его настоящее имя Альфред Беллини. Родился и вырос он где то возле Ниццы. Подробностей об этой семье никто не знал. У них не было своего дома. Они были бедны. Долгое время они кочевали по Франции с маленькой цирковой труппой, но в начале войны она распалась. Тогда Беллини был мобилизован, но ему, как и дяде Сиприену, удалось ускользнуть от немецкой армии, заполонившей Францию. Большую часть времени он репетировал свои номера и постоянно искал ангажементов. Для этой цели ему приходилось писать много писем и звонить из кабины автомата в бакалейной лавке.
