Капитан Темпеста. Город Прокаженного короля - [2]

Игра возобновилась. Видно было, что оба игрока волнуются. Окружавшие игроков далматские солдаты с большим интересом следили за всеми перипетиями их азартного состязания. Раздававшиеся время от времени пушечные выстрелы заставляли колебаться тускло светившую и порядком чадившую лампу.

Никто, однако, не обращал внимания на эти выстрелы, в особенности поляк, не перестававший время от времени делать глоток нежного сладкого кипрского вина прямо из горлышка бутылки, стоявшей у него под рукою на полу.

Лащинский успел проиграть еще дюжину цехинов, когда в палатку вдруг вошел новый посетитель в широком черном плаще и украшенном тремя голубыми перьями шлеме на голове. Бросив взгляд на игроков, вошедший произнес с легкой иронией:

– Прекрасно! Здесь идет веселая игра в то время, как турки изо всех сил стараются разрушить бастион Святого Марка и подведенная ими мина постоянно угрожает ему!.. Но пусть хоть мои люди берут оружие и следуют за мною. Опасность очень близка.

Пока далматские солдаты торопливо собирали свое оружие, поляк поднял голову и пронизывающим взглядом смерил с ног до головы говорившего.

– А, капитан Темпеста! – насмешливым тоном воскликнул он. – Вы бы и один могли защитить бастион Святого Марка, не портя нам игры. В эту ночь Фамагусте не суждено еще пасть.

Тот, которого Лащинский назвал капитаном Темпестой, стремительно распахнул полы плаща и схватился правой рукой за эфес своей шпаги.

Это был очень красивый юноша, однако казавшийся слишком нежным для воина. Среднего роста, стройный и гибкий, с изящно очерченной фигурой, с черными, горящими, как уголья, глазами, маленьким ртом прелестного изгиба, пышными пунцовыми губами, за которыми блестели два ряда мелких и ровных жемчужных зубов, со смуглым цветом лица южного типа и длинными волнистыми мягкими, как шелк, волосами, он скорее был похож на переодетую девушку, нежели на воина. И его костюм отличался богатством, изяществом и особою тщательностью, хотя турки своими постоянными нападениями едва ли могли дать много времени защитникам крепости заниматься туалетом. Он был в полном вооружении. На груди у него сверкал небольшой стальной щит с изображением герцогской короны над тремя звездами. На сапогах звенели серебряные вызолоченные шпоры, а за голубым шелковым поясом была заткнута тонкая гибкая шпага с богато украшенной серебряной рукояткой, какие в то время были в употреблении у французских дворян.

– Что вы хотели сказать этими словами, капитан Лащинский? – спросил молодой человек гармоничным голосом, составлявшим полную противоположность грубому хриплому голосу поляка.

Делая этот вопрос, юноша продолжал держаться за рукоятку шпаги.

– Я хотел сказать только то, что турки могут еще подождать, – отвечал Лащинский, пожимая плечами. – Да и вообще едва ли им удастся задуманное против нас. Мы еще настолько сильны, что в состоянии отбить их и прогнать назад в Константинополь или их проклятую Аравийскую пустыню.

– Вы перемешиваете карты на руках, и притом не особенно искусно, синьор Лащинский, – холодно возразил юноша. – Ваш намек относился ко мне, а вовсе не к туркам.

– Турки и вы – для меня одно и то же, – пробурчал поляк.

Перпиньяно, бывший горячим поклонником капитана Темпеста, под знаменем которого сражался, в свою очередь схватился за шпагу с явным намерением броситься с нею на поляка, но юноша, сохранявший изумительное хладнокровие, остановил его повелительным движением.

– Защитники Фамагусты слишком ценны, чтобы из-за таких пустяков убивать друг друга, – сказал он. – Если капитан Лащинский ищет со мною ссоры, чтобы выместить на мне свою досаду за проигрыш, или потому, что он сомневается в моей храбрости, как я не раз уже слышал…

– Я сомневаюсь?! – вскричал поляк, вскакивая с места. – Клянусь бородой Магомета, что убью как бешеного зверя того, от кого вы могли это слышать, хотя по правде сказать…

– Что же вы остановились? Продолжайте. – Спокойно сказал капитан Темпеста.

– Хотя я действительно немного сомневаюсь в вашем мужестве, – договорил Лащинский. – Вы слишком еще юны, мой друг, чтобы заслужить лавры храбреца, притом…

– Ну что же вы опять остановились? Доканчивайте, – иронически произнес молодой человек, снова останавливая знаком Перпиньяно, порывавшегося броситься на поляка. – Вас очень интересно слушать, синьор Лащинский.

Поляк так толкнул ногою скамью, служившую игрокам столом, что она отлетела в сторону, закрутил дрожащими руками свои длинные, висящие, как у китайца, усы и крикнул громовым голосом:

– Клянусь святым Станиславом, покровителем Польши, вы издеваетесь надо мною, капитан Темпеста. Как мне понимать вас?

– У вас должна быть уже известная опытность, чтобы разбираться в подобного рода делах, – все с той же иронией ответил капитан Темпеста.

– Да вы, кажется, и в самом деле воображаете себя настолько ловким рубакою, что не боитесь высмеять старого польского медведя! – кричал поляк, сверкая глазами. – Хотя принятое вами имя и звучит довольно грозно, но все-таки вы мальчик… Гм!.. Да, пожалуй, что мальчик, хотя у меня на этот счет имеются кое-какие сомнения…

Юноша побледнел, как смерть, и его глубокие черные глаза вспыхнули огнем.