— Господин Вольтер, не могли бы вы дать кое-какие разъяснения?
— Разумеется, господа!
— Кто это был — человек в железной маске?
— Я никогда не говорил, что маска была железная, хотя мои заметки на эту тему породили ту легенду, о которой вы говорите. Извольте правду: маска была серая, цвета как бы металлического, что я и упомянул. Я вовсе не утверждал, что она железная.
— И всё же кто скрывался под ней?
— Об этом мы можем только гадать. Но если вы хотите знать моё мнение…
— Да, именно!
— Я полагаю, что это был человек по значительности никак не меньший, чем суперинтендант министров Фуке. Но если пойти в анализе дальше, то не кажется ли странным, что на господина Фуке надевают маску?
— Да, действительно!
— Ведь его арестовали вполне официально!
— Так что же это мог быть?
— Некто более значительный.
— Разве мог быть узник более значительный, чем Фуке? Герцог Бофор?
— Ерунда. Этого узника никто никогда по-настоящему не охранял. Он и побег-то совершил только потому, что держать его в Бастилии было невыгодно, да и недостойно, а опасности он никакой не представлял.
— Тогда кто же это?
— По крайней мере, он, должно быть, знал некоторую тайну, которая делала его столь значительным.
— Браво, господин Вольтер! Так кто же это был?
— Родственник короля.
— Неужели? Но ведь они все — люди заметные.
— Вот именно. Именно поэтому необходима была маска.
— А кто же, кроме герцога Бофора, содержался в тюрьме?
— Вы, быть может, сочтёте меня фантазером, но у меня достаточно оснований подозревать, что это был не меньше чем брат короля!
— Брат короля? Разве он был узником?
— Другой брат короля. О котором никто не знал. О нем никто не знал именно потому, что он содержался в тюрьме. И именно с этой целью на него была одета маска.
— Как вы пришли к такому выводу, господин Вольтер?
— Подумайте сами? Только человек, представляющий угрозу трону своим существованием, своей близостью к трону, должен был бы содержаться одновременно и так жестоко и с такими почестями. Его права на трон заставляли его держать в железных клещах тюрьмы. Его внешность, его слова могли бы его выдать, поэтому его заставляли носить маску и не позволяли ни общаться, ни переписываться.
— Значит, это был брат короля, о котором ничего не было известно?
— Я скажу больше — это был старший брат короля. Именно старший брат представляет угрозу королевской власти.
— Старший брат короля — король по праву рождения?!? Чудовищно!
— Да, господа. Чудовищно. Впрочем, что вы хотите от королей? Они таковы, и потому их надо свергать.
— Господин Дюма, вы писали о человеке в железной маске, определенно утверждая, что это брат короля? Почему?
— Если бы вы читали не только мой роман «Виконт де Бражелон», но и историческое исследование «Человек в железной маске», вы бы нашли в нем ответы на все ваши вопросы.
— Вы писали историческое исследование? Расскажите!
— Это не секрет, господа, что я пробовал себя в роли историка — беспристрастного исследователя фактов и свидетельств. Если бы под маской скрывался старший брат короля, то как можно объяснить, как он туда попал? Разумеется, что этого просто не может быть. Людовик XIII, который так жаждал рождения наследника, немедленно бы оповестил государство о его рождении. Да и Анна Австрийская бы не допустила того, чтобы её старший сын попал в тюрьму.
— Быть может, это был бастард?
— Бастарды не угрожают трону. Они становятся аббатами и множат число бастардов.
— Так почему же это был брат-близнец?
— Вы и сами придёте к такому же точно мнению, поскольку методом исключения мы легко приходим к выводу, что никто иной не мог бы быть этим человеком. Этот человек представлял угрозу трону на протяжении целых двадцати с лишним лет. Его тайна не потеряла актуальности за все эти годы. Его внешность и через двадцать лет была так же опасна, как в день, когда он попал в тюрьму. Любой человек должен был бы так измениться за эти годы, что и родная мать его бы не узнала. Впрочем, если мать или жена и узнает человека по прошествии такого срока, то уж во всяком случае, не каждый прохожий. Кроме того, ведь можно же было и отрастить бороду, если до ареста этот человек её не носил, или сбрить, если он ей носил раньше! Стало быть, и это средство не делало бы человека достаточно неузнаваемым, чтобы иметь опасения и не показывать его лица никому.
— И что же это означает?
— Только то, что этот человек обладал лицом, которое известно каждому встречному. А какой лицо известно всей Франции? Разумеется, то, которое изображено на монетах. А на монетах изображен король. Значит, узник, лицо которого столько лет было скрыто под маской, обладал таким же лицом, как и король. Если только внешнее сходство служило бы основанием для его заключения, то можно было велеть изуродовать его, да и казнить, в конце концов. Но происхождение этого человека не позволяло этого делать. Есть только одна причина того, что на этого человека король не осмелился бы поднять руку. И эта причина в том, что этот человек был не просто принцем, но наследным принцем, близким родственником короля, его братом, причем братом-близнецом.
