Капитан Старчак (Год жизни парашютиста-разведчика) - [37]
После митинга редактор и я пошли вместе со Старчаком в его штаб.
Дежурный вручил капитану пакет с сургучной печатью. Вскрыв конверт, Старчак прочитал бумагу и сказал нам:
— Это приговор по делу Линовиченко. Он присужден к расстрелу.
Решение трибунала прочли на другое утро перед строем.
— Вопросы будут? — спросил Старчак.
Вопросов не было, но Старчак чувствовал, что от него ждут слова.
Капитан сказал:
— Он хотел уцелеть за счет других, пусть даже за счет гибели товарищей. За это одна расплата — смерть. Суровое время — суровая кара.
Старчак ни разу не назвал Линовиченко по фамилии, так велико было презрение капитана к трусу. Вот почему и через два десятилетия Старчак на вопрос о Линовиченко ответил: «Был такой…»
И вот наступило тридцать первое декабря.
Новый год капитан Старчак встретил с друзьями на том же аэродроме, откуда совсем недавно улетали во вражеский тыл. Хотел пригласить капитана Ильинского, послал за ним Бедрина, но в полку сказали: «На задании».
Помянули добрым словом погибших, пожелали скорого выздоровления раненым и обмороженным, лечившимся в госпиталях. А особо выпили за здоровье Бурова, от которого только что пришла весточка. Правда, сам он еще не мог писать — писал его отец, приехавший в Москву из Кольчугина.
За окном бушевала метель, и Старчак, глянув в ночь, предложил еще один тост:
— За тех, кто сейчас во вражеских тылах, за товарищей наших.
Помянули и Руфа Демина, чья судьба особенно всех тревожила. Ведь прошло семнадцать суток…
А Демин не заметил наступления Нового года: он потерял счет дням, то и дело впадая в забытье.
Однажды утром он услышал, что кто-то медленно открывает неподатливую скрипучую дверь сарая, занесенную снегом. Демин схватился за автомат. В сарай вошла женщина в старом ватнике с веревкой в руках. «За сеном», — догадался Демин. Он подполз к двери.
Увидев его, женщина вскрикнула.
— Не бойтесь! — сказал Демин и не узнал своего голоса, хриплого, словно чужого.
Женщина заметила у него на шапке красную звездочку и спросила шепотом:
— Ты боец? Давно здесь? Откуда? Демин пожал плечами.
— Ты бы поостерегся: немцы у нас. Вчера всю ночь пьянствовали — Новый год встречали…
— Вот что, мамаша, принеси мне поесть. И одежду какую-нибудь, если найдется.
Вечером женщина принесла Демину узел с вещами и крынку горячих щей.
— Ложку позабыла! — всплеснула она руками.
— Не беспокойтесь, имеется. — Демин достал из-за голенища алюминиевую ложку.
Поев, он стал переодеваться. Сделать это оказалось не просто. Удалось снять только куртку; гражданские брюки, принесенные женщиной, пришлось натянуть прямо на свои, поверх валенок, на выпуск… Надел залатанную тужурку, нахлобучил до самых бровей заячий треух.
Женщина покачала годовой:
— Все равно узнают. Бойца во всякой одежде видно… уходи скорее. Найдут тебя…
Ползком Демин добрался до хутора. Постучал в один дом. Его впустили. Пожилой крестьянин, припадая на одну ногу, провел его через сени и кухню в большую комнату. На полу и на лавках спали женщины, дети.
Начались расспросы, но Демин ничего не успел рассказать: в деревню въехали на санях немецкие солдаты и стали гнать крестьян на расчистку дороги.
Хозяин велел спрятаться на печи и помог туда влезть.
Скоро, видимо под воздействием тепла, обмороженные ноги Демина стали нестерпимо болеть.
Хозяин попробовал разуть его, но каждое прикосновение вызывало такую боль, что Демин громко стонал. Тогда хозяин разрезал оба валенка и стал осторожно отдирать смерзшийся войлок. Демин потерял сознание.
Очнулся он на кровати, укрытый стеганым одеялом из разноцветных ситцевых лоскутков. Рядом сидел хозяин дома, дядя Семен, как он назвал себя.
Ног Демин не чувствовал. Хотел пошевелить пальцами — ничего не получилось. «Отморозил…» — решил он.
В избу вошла молодая женщина, очень похожая на дядю Семена.
— Вот, батя, марганцовка, еле выпросила, — сказала она.
Ноги промыли раствором марганцовки и перевязали как смогли. Другая дочь Анна отдала пеленки своего малыша.
Боль усиливалась. Демину казалось, что у него гангрена…
Все, что здесь рассказано и будет рассказано о Демине, не вымысел. Многое сообщили мне о нем Старчак и Буров, многое узнал я от дочерей дяди Семена Анны и Екатерины. Самого Семена Филипповича Гущева уже не было в живых.
Лишь на самой подробной карте-двухверстке можно отыскать хутор Курвино, где лежал Демин. Он чувствовал себя все хуже и хуже, но стонал только во сне.
В избу часто заходили соседи попросить щепотку соли или пару спичек и, если Демин не спал, спрашивали его:
— Скоро ли кончится война?..
— Правда ли, что немцы захватили Ленинград?..
— Почему англичане и американцы не ударят с тыла?..
Демин отвечал как мог, хотя многого он не знал сам. Но в его ответах звучала такая убежденность, что она передавалась всем, кто его слышал.
Однажды пришел назначенный немцами староста; благообразный старик с черной бородой. Спросил, как поступит советская власть с теми, кто служил врагу.
— По головке не погладит, — сказал Демин и отвернулся к стене.
Староста отомстил по-своему. Он отвел избу для ночлега солдатам, а Гущевым пришлось перебраться в старую баню с выбитыми стеклами. Приладили фанеру, чтоб держалось тепло.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.