Капитан Михалис - [55]

Шрифт
Интервал

– Да уймись ты со своими древними! – прикрикнул на него капитан Эляс. – Говори лучше ты, Маврудис, а то он мне своими раскопками всю голову задурил. Говори, у тебя ум острый, как топор, так что давай руби!

Золотой Жук самодовольно улыбнулся.

– Дозволь, владыко!

– Видно, опять что-то надумал, старик, – заметил митрополит. – Прямо не голова, а женское лоно: что ни родит – все на благо православным!

– Мой псалом будет коротким, – ответил Маврудис. – Не рассуждай и не медли, владыко, а ступай сейчас же к паше. Этот анатолиец – человек недалекий, любит покой, лишние хлопоты ему ни к чему. Успокой его всеми правдами-неправдами, попроси простить буяна, мы, мол, сами ему взбучку устроим, чтоб впредь вел себя смирно. Не худо бы пашу каким-нибудь подарком порадовать – к примеру, красивой табакеркой или янтарной трубкой, ведь в ризнице много всякого добра хранится на черный день… Брось собаке кость, глядишь, она и перестанет лаять. А наш прославленный капитан Эляс, Бог ему в помощь, пусть вразумит Михалиса…

– Да его вразумлять – все равно, что плевать против ветра! – проворчал старый капитан. – Кабы от разумных слов какой толк был! Но я все ж таки попробую. Авось не посмеет перечить повстанцу двадцать первого года… Да, владыко, Маврудис, по-моему, верно рассудил. Осени себя крестом, возьми посох и ступай лить бальзам паше на раны, пока их турки вконец не разбередили.

Мурдзуфлос подал кофе, бублики, варенье. Разговоры на время прекратились. Из окна тянуло ароматом цветущего лимонного дерева. Залетела пчела и, обнаружив вместо цветов четыре лысины, вылетела обратно. Трое старейшин с удовольствием причмокивали, поглощая угощение. Свою миссию они выполнили быстро и легко, так что теперь самое время подкрепиться. Хаджисаввас, испросив разрешения у митрополита, скрутил цигарку. Остальные последовали его примеру. Сизоватый дым поплыл колечками кверху, обволакивая, будто ладаном, патриарха, царя и Святую Софию.

Митрополит протянул руку и открыл ящик комода.

– Не удивляйтесь, дети мои, я покажу вам одну икону, довольно необычную. Ее наш Мурдзуфлос писал. Человек он набожный, правда, немного блаженный, а потому видит такое, чего нам Господь не дал видеть. Знаете, как надевают повязку ослам, вертящим ворот колодца, и голова у них не кружится, они ходят себе спокойно и делают свое дело. Так вот, Господь по никому не ведомым причинам снял эту повязку с глаз блаженных…

Митрополит развернул белое льняное полотенце, скрывавшее икону.

– Вот, смотрите!

Капитан Эляс положил образ на колени и уставился на него единственным глазом.

– Что за напасть, как будто распятие, но не разгляжу хорошенько.

Маврудис наклонился и воскликнул:

– И впрямь все перед глазами прыгает! Кажется, это…

– Замечательно! – перебил его Хаджисаввас, рассматривая икону в лупу. – Какая глубокая мысль! У этого Мурдзуфлоса просто дар Божий! Будь моя воля, я тотчас же поместил бы эту икону в церковный иконостас!

Митрополит печально улыбнулся и потряс своей львиной гривой.

– Э, да здесь не Христос распят! – удивился, приглядевшись, старик Маврудис. – Вон у него патронташ и серебряные пистолеты!

– Да, это Крит… – Голос у митрополита стал глуше.

Распятие, возвышаясь на груде костей и черепов, уходило в небо, затянутое черными облаками. Справа, в глубине, угадывались контуры освещенного молнией монастыря, его колокольни, купола, ветряной мельницы, крепостной стены.

– Узнаете? Это Аркади. А кровь, что капает с креста на кости, – это кровь нашего Крита…

– Смотрите, изо рта у распятого вьется лента с какими-то словами, – заметил старик Маврудис. – Что это он кричит?

Хаджисаввас, медленно передвигая лупу, прочел:

– «Или́, Или́, лама́ савахфани́!»

– «Боже мой! Боже мой! Для чего Ты меня оставил?»[44] – перевел митрополит.

Они долго молчали, склонившись над новым распятием и только временами испуская горестные вздохи.

– Не грех ли, владыко, – проговорил, наконец, Маврудис, – написать Крит в образе Христа?..

– Вестимо, грех… – откликнулся митрополит, – да только… только наша родина разве не стоит того, чтоб и согрешить ради нее…

Ничего не скажешь, здорово малюет Мурдзуфлос! В огромных черных глазах распятого застыло страдание, из приоткрытых губ будто взаправду рвется стон, босые ноги в крови, а под крестом валяются два желто-белых башмака.

Капитан Эляс вдруг сорвал с головы черную феску, схватил икону и припал к ней губами. Дышал он тяжело, прерывисто, видно, не в силах был совладать с переполнявшими его чувствами. Старик Маврудис тоже решил приложиться и долго ждал, пока старый повстанец отдаст икону, но, в конце концов, не удержавшись, выхватил, стал целовать ее и плакать… Хаджисаввас тоже смахнул непрошеную слезу и отвернулся к окну, за которым благоухало цветущее лимонное дерево.

Митрополит перекрестился и взял икону.

– Склоняю голову пред муками твоими… – проговорил он и тоже приложился к окровавленным стопам распятого.

После этого он тихонько завернул икону в льняное полотенце и спрятал обратно в комод.

– Ну все, ступайте, и да поможет вам Бог!

– На Бога надейся, а сам не плошай! – заметил капитан Эляс.

– Твоя правда, капитан Эляс. Я немедленно иду к паше. Надеюсь, застать его в добром расположении духа.


Еще от автора Никос Казандзакис
Христа распинают вновь

Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.


Невероятные похождения Алексиса Зорбаса

Творческое наследие Никоса Казандзакиса (1883–1957) – писателя, поэта, драматурга, эссеиста, исследователя и переводчика – по праву считается одним из наиболее значительных вкладов в литературу XX века. Родная Греция неоднократно предоставляла писателю возможность испытать себя и вплотную соприкоснуться с самыми разными проявлениями человеческого духа. Эта многогранность нашла блистательное отражение в романе о похождениях грека Алексиса Зорбаса, вышедшем в 1943 году, экранизированном в 1964-м (три «Оскара» в 1965-м) и сразу же поставившем своего создателя в ряд крупнейших романистов мира.


Последнее искушение Христа

«Последнее искушение Христа» — роман греческого писателя Никоса Казандзакиса, который принес его автору всемирную известность. Впоследствии американский режиссёр Мартин Скорсезе снял по этому роману фильм, также ставший заметным событием в культуре XX века.


Последнее искушение

Эта книга не жизнеописание, но исповедь человека борющегося. Выпустив ее в свет, я исполнил свой долг — долг человека, который много боролся, испытал в жизни много горестей и много надеялся. Я уверен, что каждый свободный человек, прочтя эту исполненную любви книгу, полюбит Христа еще сильнее и искреннее, чем прежде.Н. Казандзакис.


Грек Зорба

Писатель, от лица которого ведётся повествование, решает в корне изменить свою жизнь и стать человеком действия. Он арендует угольное месторождение на Крите и отправляется туда заниматься `настоящим делом`. Судьба не приносит ему успеха в бизнесе, не способствует осуществлению идеалистических планов, но дарует нечто большее. Судьба даёт ему в напарники Зорбу.`Грек Зорба` — роман увлекательный, смешной и грустный, глубокий и тонкий. Мы встретимся с совершенно невероятным персонажем — редчайшим среди людей, живущих на Земле.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.