Капитан Михалис - [124]

Старик смолк, загреб бороду в горсть и задумался. Ему продолжали являться призраки. Юноша в фустанелле поеживался от этого рассказа: двор точно заполонили покойники, как наяву слышался их топот.

Женщины тоже слушали старика, позабыв о домашних делах. Трасаки озорно топал ногами, словно дразня Харона. Только убогий Бертодулос, вышедший полюбоваться фустанеллой, едва услышав про покойников, юркнул обратно в дом.

Старик вновь заговорил:

– Я начал с веселья, но, когда вспомнил всех, кто уже давно лежит в священной этой земле, досадно мне стало. Нет, даже не досадно, а больно! Где же справедливость? Сколько благ сотворил Господь, но тут поступил нехорошо! Такие мужчины не должны были умирать. Ведь горы не умирают! Вот и они должны были стоять как столпы и поддерживать небо… Слышишь, земля, я топчу тебя ногами?! Пожирай лентяев, трусов, убогих – жри, хоть тресни! Но капитана Ляписа, Кастаняса, игумена монастыря Пресвятой Девы Миртиотиссы, моего первенца Костароса – зачем ты их поглотила?

Старик еще раз топнул ногой, и две больших слезы выкатились у него из глаз.

– Дедушка, стол уже накрыт, а гость проголодался… – напомнил Трасаки, беря его за руку.

Почувствовав прохладные ладошки на своей горячей руке, Сифакас пришел в себя.

– Простите меня, дети… Вспомнил умерших, голова закружилась… Но мы еще живы, скорее за стол!

Сказав это, он сел. Напротив себя усадил Митроса Румелиота, а Трасаки примостился рядом с дедом.

– Ешь, гость дорогой! Пусть мой дом всегда будет для тебя желанным! – сказал старик Сифакас и подвинул ему тарелку с едой.

Отряд Вендузоса приближался к морю. Морской ветер овевал лица прохладой и шевелил бахрому платков. Парни спешили, радуясь, что скоро будут грузить на мулов ружья и продовольствие, чтобы накормить повстанцев. Конечно, все это принадлежало им. Все это им посылала Греция, но было бы совсем другое дело, если бы они получили дары без всякого риска и могли спокойно разделить между собой.

Разве было бы столько радости в свадьбе, если б ей не предшествовало похищение невесты? Жених мчится на коне, хватает противящуюся для вида невесту, бросает ее на седло и молнией уносится прочь, паля для острастки из ружья…

Пиратский корабль капитана Стефаниса «Мяулис» ухитрился обмануть в темноте сторожевые турецкие суда, прокрался сквозь их кольцо и проскользнул в бухту Святой Пелагии под прикрытием огромных скал. На море был штиль. Местные жители еще не пронюхали, что к их берегу причалил корабль, и у капитана Стефаниса было время беспрепятственно выгрузить свои сокровища и сложить их на каменистом побережье.

Солнце сияло ласково, совсем не по-осеннему. Над кораблем кружили чайки, садились на скалы, будто наблюдая за происходящим. Капитан Стефанис сошел с корабля и, прихрамывая, прохаживался по берегу, усыпанному крупной галькой. Образ святого Николая он поставил на камень ликом к кораблю – пусть погреется на солнышке и за разгрузкой посмотрит.

– Поторапливайтесь, ребята, – кричал он матросам, – не ровен час, пронюхают турки! А то и христиане найдутся, что пограбить не прочь… Живее! Скоро люди капитана Михалиса будут здесь!

– Да вот они! – закричал юнга с мачты, махнув рукой в сторону повстанцев, подъезжавших верхом на мулах.

Стефанис повернулся, узнал Вендузоса во главе отряда и рассмеялся:

– Никак воякой стал, Вендузос?

– Такое уж, видно, проклятье на мою голову, – ответил тот, соскочил с мула и обнял капитана. – Вовремя ты подошел, брат. У нас кончились гранаты, да и голод донимает. Нет слов, как мы тебе рады!

– Ну хорошо, хорошо. Помогите разгружать, я тороплюсь, надо засветло поднять паруса. Один раз я уже погорел – хватит! Пошевеливайтесь!

Вендузос отвел Стефаниса в сторонку.

– Привет тебе от капитана Михалиса, – сказал он тихо. – И если есть у тебя какие-нибудь новости…

– Какие могут быть новости? – Капитан Стефанис растерянно почесал в затылке.

– …Доверься мне. Никто, кроме капитана Михалиса, ничего не узнает.

Капитан Стефанис наклонился, поднял увесистый камень и бросил его в море. Потом еще один. И все это молча.

– Слушай, Вендузос, – решился он, наконец, – ты хороший лирник, это мне известно, но твоему языку, извини, нет у меня доверия. Когда хватишь лишнего…

Тот вздохнул.

– Да где мне взять лишнего, капитан Стефанис? Здесь, среди этих скал, голодает раб Божий, потому как жрать нечего. Так что не бойся!

Капитан Стефанис оглядел Вендузоса с ног до головы. Солнце опалило лицо его, голод высушил тело. Прежнего жирка и в помине нет, а глаза хоть и блестят, но явно не от вина.

– Ну, коли так, Вендузос, навостри хорошенько уши, – сказал он, понизив голос. – Запоминай все, что я тебе скажу, и передай капитану Михалису все в точности, слышишь? Чтобы ничего не упустил и ничего не прибавил!

– Не бойся за меня, капитан, говори.

– Нечем мне его порадовать, так и передай. В разные двери стучался, разговаривал с высокими чинами, упрашивал сказать по правде: есть ли надежда на освобождение Крита, или снова наш труд пойдет насмарку. Одни хвостом виляют, другие сулят золотые горы, и только единственный человек, самый рассудительный, говорил, по-моему, честно. И знаешь, кто это? Племянник капитана Михалиса Козмас, он недавно приехал из Европы на Сирос. «Скрепи сердце, капитан Стефанис, – говорил он мне, – и сейчас не видать Криту свободы». «Так что ж, выходит, напрасно мы кровь проливали?» – спрашиваю я. «Нет, кровь напрасно не проливают. Разве ты не слышал, что свобода – это семя, но поливать его надо, чтобы взошло, не водой, а кровью. Пока мы поливаем это семя, но наступит час, и оно взойдет. Только время еще не приспело». Козмас вытащил из кармана письмо и подал мне со словами: «Передай с надежным человеком моему деду, старому Сифакасу». Я уже послал это письмо с одним греческим албанцем, которого привез на своем корабле. Из этого письма капитан Михалис узнает обо всем остальном.