Капитан Бифхарт - [154]

Шрифт
Интервал

Художественное творчество Ван Влита, как и его музыкальные композиции, было продуктом его стихийной природы. Поэтому неудивительно, что ему нравилось творчество Клина. Он так объяснил это Лестеру Бэнгсу: «Наверное, он ближе к моей музыке, чем любой другой художник, потому что из того, что он делает, идут сплошные скорость и эмоция.»[370]

Будучи спрошен, чего он хочет добиться своей живописью, он в разговоре с Ларсом Мовином из Copyright в 1991 г. добавил в свой репертуар ещё одну телесную метафору: «На холсте я пытаюсь вывернуться наизнанку. Я пытаюсь совершенно обнажить свои мысли в тот момент, однако в то, что я делаю, я вкладываю много мысли. Это звучит противоречием, но…»[371]

Находясь в более философском настроении, он так объяснил Джону Йо, что значит для него живопись: «Заполнение пустых пространств между противоположными смыслами. Наверное, я думаю именно так. Это пришло мне в голову позавчера. Я быстро записал. Да, вот что такое живопись.»[372]

ЗА ПОСЛЕДНИМ УЗОРОМ СКОЛЬЖЕНИЯ

Мне кажется, что все остальные спят. Все до одного. И лучше бы им проснуться.

Дон Ван Влит, интервью Лу Статису, Heavy Metal, август 1983.

БТ: Какая была первая картина, что Вы нарисовали — из тех, что можете припомнить? И как Вам она сейчас?

ДВВ: Наверное, она меня совсем не помнит.

Дон Ван Влит, интервью Бену Томпсону, Independent On Sunday, 21 августа 1994.

Сейчас Дон Ван Влит имеет недвусмысленно важный статус в каждой из своих творческих областей — живописи, музыке и сочинительстве. Немногие из артистов XX века могут претендовать на такое. Ни одна из этих областей не подчинена другой, и вдохновение, движущее всем, что он делает — от сочинения стихов до игры на шенае — проходит по одному и тому же творческому «каналу». Его живопись, как и его музыка, сопротивляется какой-либо категоризации, и он комфортабельно себя чувствует за пределами какого-либо признанного «движения». Это чувство уединения усугубляется его географической изоляцией и затворническим образом жизни.

Романтическое понятие «артиста, руководимого внешней силой» в результате чрезмерно частого употребления стало банальностью. Но внутренний порыв, побуждавший его ночи напролёт сидеть в закусочной Denny's и рисовать в блокноте, был константой на протяжении всей его творческой жизни. «Машинному отделению» его творческой способности всегда требовался выход для кинетической энергии, и он всегда пытался создавать такое состояние сознания, которое позволяло ему «свободно гулять» без сильного сознательного вмешательства со стороны самого Ван Влита — нужно ровно столько, чтобы он мог избегать состояния слежения за самим собой со стороны. За много лет до того Эллиот Ингбер использовал похожую фразу для описания процесса создания музыки — он говорил, что «назвать что-то по имени — значит остановить поток». В 1991 г. Ван Влит объяснил этот текучий процесс Ларсу Мовину следующим образом: «Мне кажется, большинство людей любят думать, что у них есть какая-то идея. Я тоже уверен, что мой разум считает, что у него есть идея, но иногда я обманываю его, и тогда получается самый лучший материал.»[373]

Некоторые из его стихов и текстов песен — например, свободные стихотворные потоки "Hey, Garland I Dig Your Tweed Coat" — звучат и выглядят как некие каталоги образов, схваченные «вспышкой». Гораздо более сознательное размышление можно видеть в полуспонтанной вещи "The Dust Blows Forward And The Dust Blows Back", в которой он нажимал на магнитофоне кнопку «пауза» и придумывал следующую строчку. Контрастом выглядят такие стихи, как "Hobo Chang Ba" и "Sweet Sweet Bulbs" — это самые глубоко личные и самые традиционно построенные формы самовыражения. Однако было бы неправильно объяснять его более спонтанные «выбросы» как некое «козыряние» наивного дурачка.

Ван Влита называли в художественном смысле «примитивным», но, пожалуй, более уместно слово «первичный», т. к. его творчество — это удовлетворение некой фундаментальной потребности. И он, что важно, обладает способностью структурировать эти творческие взрывы — пусть даже общая картина его музыки обычно была раскрашена с помощью друзей. «Очень трудно обсуждать словами, что такое ты делаешь кистью», — говорил он Джону Роджерсу в 1991 г. «Обычно получается так, что ты наивный художник, но я не наивный художник. Я всё делаю с целью.»[374]

В каталоге его персональной выставки в нью-йоркской галерее Knoedler & Company, проходившей в ноябре-декабре 1998 г., в биографических данных приведены такие сведения: «Признанный критиками как композитор, рок-музыкант и писатель в середине 60-х, этот артист посвятил себя живописи в конце 70-х.»[375] Не говоря об очевидных неточностях в хронологии, эпитет «писатель» выглядит сомнительно. Но это зависит от того, настаиваете ли вы на том, что слово «писатель» должно применяться только к произведениям, опубликованным в переплетённом томе. В предисловии к сборнику сочинений Лестера Бэнгса Психопатические Реакции и Помёт Карбюратора Грил Маркус подхватывает одно из самовосхвалений Бэнгса, завершая его так: «Наверное, главное, чего эта книга требует от читателя — это готовности признать, что лучший американский автор не писал практически ничего, кроме рецензий на пластинки.»


Рекомендуем почитать
Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Великие заговоры

Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кто Вы, «Железный Феликс»?

Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.