Капитан Арена - [97]

Трижды, сворачивая после прохода шествия в прилегающие улицы, мы снова оказывались на его пути и, следовательно, трижды присутствовали на этом спектакле; и с каждым разом вера и рвение самобичующихся, казалось, возрастали; у большинства из них спина и плечи находились в плачевном состоянии. Что же касается проповедника, то вся верхняя часть его туловища представляла собой сплошную рану. И потому все кричали, что это святой человек и что нет на свете справедливости, если его сразу не канонизируют.

Шествие или, вернее, мученичество этих несчастных людей продолжалось три часа. Выйдя из церкви в одиннадцать часов, они вернулись туда ровно в два часа. Что же касается нас, то мы были просто поражены, став свидетелями столь пылкой веры в такую эпоху, как наша. Правда, все это происходило в столице Калабрии; однако Калабрия восемь лет находилась под властью Франции, и я полагал, что восьми лет нашего господства, особенно с 1807 по 1815 годы, было более чем достаточно, чтобы истребить верование вплоть до самых глубоких его корней.

Церковь оставалась открытой, каждый мог там молиться весь день, и за весь день она не опустела. Признаюсь, что мне, со своей стороны, хотелось бы поближе взглянуть на этого монаха, задать ему вопросы о его прошлой жизни и разведать о его надеждах на будущее. Я спросил у монастырского привратника, возможно ли поговорить с тем монахом, но мне ответили, что, вернувшись, он почувствовал недомогание, а придя в себя, заперся в своей келье и предупредил, что не спустится в трапезную, ибо желает провести остаток дня в молитвах.

Возвратившись около четырех часов в гостиницу, мы нашли там капитана и спросили его, принимал ли он участие в общих молебнах; но капитан был чересчур горячим патриотом Сицилии, чтобы молиться за жителей Калабрии. К тому же, по его уверениям, количество грехов, совершавшихся от Пестума до Реджо, было так велико, что если бы все религиозные общины на свете бичевали себя в течение целого года, то и тогда им не удалось бы избавить всех континентальных подданных его величества короля Неаполитанского даже от сотой доли времени, которое тем суждено будет оставаться в чистилище.

Поскольку, оставаясь долее среди подобных грешников, мы, в конечном счете, неизбежно могли бы погубить и себя, то наш отъезд решено было назначить на следующее утро; поэтому капитан отбыл сразу же, чтобы ко времени нашего прибытия в Сан Лучидо карантинный патент был готов и ничто не задерживало бы нашего отплытия.

Вечер мы употребили на визит к барону Молло и прогулку к баракам. Такова, впрочем, в Италии сила закона, именуемого гостеприимством, что, несмотря на беды города, в котором барон Молло жил, беды, значительная часть которых выпала и на его долю, он не забывал о нас ни на мгновение и вел себя по отношению к нам точно так же, как если бы все происходило в спокойные и счастливые времена.

Я хотел лично удостовериться в том воздействии, какое должно было оказать на грядущее ночное землетрясение дневное покаянное шествие. Жаден тоже горел желанием проделать такой опыт. Мне надо было привести в порядок свои записи, а ему — закончить рисунки, ибо в течение двух последних недель нам так не везло во время наших привалов, что ни у него, ни у меня не хватало духа работать. В полночь мы простились с бароном Молло, вернулись в гостиницу и, чтобы привести в исполнение свои намерения, сели напротив друг друга за стол, где обычно ужинали — я со своим дневником, он со своими эскизами, — и положили между собой часы, чтобы толчок не застал нас врасплох.

Однако эта предосторожность была напрасной: пробило полночь, час, два часа, а мы так и не почувствовали ни малейших толчков и не услыхали никаких криков. Так как два часа ночи были крайним сроком, мы предположили, что прождем напрасно и что ночью ничего не произойдет, а потому легли и вскоре преспокойно заснули.

На следующий день мы проснулись на том же месте, где легли спать, чего с нами еще не случалось. Через минуту наш хозяин, которого мы просили прийти в восемь часов, чтобы расплатиться с ним, вошел с торжествующим видом и заявил, что, благодаря вчерашним бичеваниям и молитвам, землетрясения окончательно прекратились.

Это достоверный факт, и пусть тот, кто может, объяснит его.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

В девять часов мы с глубокой признательностью простились с гостиницей «Отдохновение Алариха»; не знаю, может, сравнивая эту гостиницу с другими, мы стали страстными ее поклонниками, но только, похоже, несмотря на землетрясения, в которых, впрочем, как можно видеть, нам лично не случилось принимать никакого участия, именно в этом месте мы обрели полнейшее отдохновение. Возможно также, что, покидая Калабрию, мы, вопреки всему, что претерпели там, привязались и к этим людям, которых так интересно изучать в их грубоватой простоте, и к этой земле, такой живописной, несмотря на вечно происходящие там катаклизмы. Как бы там ни было, мы с явным сожалением отбывали из этого славного города, столь гостеприимного при всех своих несчастьях, и дважды, уже потеряв его из вида, возвращались, чтобы сказать ему последние слова прощания.