Капитан «Аль-Джезаира» - [60]

— А ну-ка, Омар, повторяй в одиночку! — потребовал он от маленького, запуганного мальчика, сидевшего в конце первого ряда.

Вызванный вздрогнул, будто от удара хлыстом. Вечно сонные усталые глаза марабута засверкали вдруг остро и пронзительно.

Ребенок дрожал. Он попытался было последовать приказу, но чем больше напрягался, тем сильнее робел и заикался, бормоча что-то несуразное. Лишь два слова — «Аллах» и «Магомет» — выговаривал он внятно и четко.

Соученики разразились громким смехом, перешедшим в радостный вой, когда учитель схватил палку и подошел к Омару.

— С самого начала, Омар! — снова приказал ненавистный голос, голос, вселяющий страх и смятение. Убежать невозможно, избавление от беды дадут только знания и навыки, которыми малыш еще не располагал.

Призыв к Аллаху так и не удался. Вместо него получался только невнятный лепет, робкий, жалкий.

Марабут вскипел:

— Ты осмеливаешься позорить Аллаха — да святится имя его — своим поросячьим визгом! Получай же, щенок!

Палка просвистела над головой мальчика. Он попытался прикрыться от удара руками. Но тщетно. Старый фанатик жалости не ведал, и Омару досталось преизрядно.

— Ну, на сей раз, пожалуй, и хватит, — решил грозный наставник и, одарив учеников язвительной улыбкой, вернулся на свое место, в тень, под пальму. — Я запорю тебя до смерти, если не будешь хорошо учиться! — пригрозил он. — А теперь повторяй; и выкинь из головы все посторонние мысли.

Итак, мучения еще не кончились…

По щекам Омара катились слезы, он судорожно глотал их и был совершенно не в состоянии издать хоть один членораздельный звук.

— Повторяй! Повторяй! — вопил учитель с такой яростью, что перепугал даже и сотоварищей маленького Омара.

Позади несчастного сидели двое его друзей, которых он успел приобрести здесь, в деревне. Впрочем, друзья ли они ему были? Ни с одним из них он не перебросился и парой слов. Но они не участвовали в издевках, которым мальчик подвергался постоянно со стороны других детей. Ему очень хотелось бы поиграть с ними или, по крайней мере, хотя бы держаться рядом, но подойти к ним он до сих пор так и не отваживался. Большую часть времени он сидел тихонько в каком-нибудь укромном уголке и не осмеливался высунуться оттуда, ибо тут же мог получить в спину камнем, а то и еще каким тяжелым предметом. Лишь по пути в школу его оставляли в покое. В это время он слегка расслаблялся.

Одного из сидящих позади него мальчиков, негритенка, звали Ахмед, другой был Али, бербер.

Черный соученик отполз чуть в сторону, так, что, прикрытый спиной Омара, оказался невидимым учителю. Затем он прижал руки к щекам и сквозь образовавшуюся щель зашептал:

— Аллах иль Аллах, ве Магомет рассул Аллах…

— Аллах иль Аллах… — прозвучал и голос Омара. Столь непривычно, мягко, как этот мальчик, не говорил здесь никто. Но это не беда, главное, что молитва произнесена без ошибок.

— Вот видишь, получается. Остерегайся на будущее возбуждать мой гнев. Ты в этом горько раскаешься! Я не потерплю, чтобы ты оскорблял Аллаха! На сегодня — все!

Даже самые прилежные ученики облегченно вздохнули: до завтра они свободны, и даже до послезавтра, потому что в пятницу у мусульман — как у христиан в воскресенье — не учатся. Никто из них, разумеется, не страдал так, как маленький чужак, однако и им приходилось все время держать ушки на макушке. В плохом настроении учитель и с ними обходился без всяких церемоний. Он пользовался славой благочестивого и ученого человека, и выступать против него не отваживался никто, даже сам деревенский староста.

Счастливая компания кинулась прочь из школы. Посередине Ахмед и Али. Омар с опущенной головой и вяло повисшими руками волочился в хвосте. Никому он был здесь не нужен.

Вдруг весь веселый рой остановился. Возле Ахмеда очутился большой мальчик и напустился на него:

— Зачем ты подсказывал?

— Ах, ну просто так, — залепетал негритенок. Он боялся сильного, задиристого Махмуда.

— Значит, просто так? Ха-ха-ха! Ты друг этого неверного. Не ври!

— Никакой я с Омаром не друг, вовсе нет. Но когда он не знает слов молитвы, то учитель бьет его палкой, а я не выношу этого.

— Хорошая палка не повредит ему, этому мальчику дея! Еще мало ему достается, надо бы лупить его посильнее.

В Махмуде говорила ненависть бербера к турецким угнетателям. Берберы, как и кабилы, хоть и не всегда в открытую, постоянно враждовали с турками. Они любили свободу, любили независимость и оттого часто хватались за оружие.

Однажды люди из Алжира доставили в деревню Уксейре, что в отрогах Джебель-Уаниазери, мальчика по имени Омар. Поселили его у одной старой негритянки, обучение же поручили марабуту. Для старухи ребенок этот явился нежелательным довеском к жизненным тяготам, и заботы о нем она приняла на себя с большой неохотой. Впрочем, какие это были заботы? Мальчик бесконтрольно мог болтаться, где ему заблагорассудится. Кормили его впроголодь, и он постоянно был занят поисками чего-нибудь съедобного. Совсем не так, как об Омаре, заботилась женщина о двух других своих подопечных, определенных к ней на постой вместе с ребенком: о двух козах, тощих и костлявых, но столь, очевидно, для нее драгоценных, что для них она делала все, для ребенка же, которому была обязана этим богатством, ничего.