Капитан «Аль-Джезаира» - [2]
— Я не всевидящий! — возмутился Гравелли.
Гость не отреагировал. Он вытащил из кармана бумагу, умышленно держа лист так, чтобы банкир узнал его.
— Гм-гм, — пробурчал он. — Вы получили от алжирского дея [1] большую сумму денег. Очень большую сумму. Здесь, — постучал он пальцем по бумаге, — она указана точно. Подождите… Вас выручили в самую трудную пору, алжирский дей поспешил вам на помощь. Стареем, стареем, Гравелли, душевные силы иссякают. Как иначе прикажете вас понимать? Но память-то вам, надеюсь, еще не отказала?
— Негодяй… — простонал, задыхаясь от ярости, Гравелли. Он не заблуждался относительно цели визита незнакомца. С каким бы наслаждением вцепился он ему в глотку!
— Ну что ж, Гравелли, коли не хотите говорить, пожалуйста! Но меня-то вам выслушать придется. Итак, в ответ на помощь дея вы обязались извещать нас обо всех кораблях, устремляющих паруса в южное Средиземноморье…
Банкир молчал. Он всегда помнил о договоре, вынуждающем его помогать в разбое корсарам алжирского дея.
— Руки прочь от шандала, Гравелли! — резким тоном прикрикнул вдруг на хозяина незнакомец. И, отметив с удовлетворением действенность своих слов, добавил с ехидцей: — Не по плечу вам это, приятель, так себе на носу и зарубите. У вас же на лбу написано, как вам не терпится раскроить мне череп. Полагаете, должно быть, что со спокойной душой смогли бы тогда забрать у меня документ и разом обрубить все концы? Вы ведь не ребенок, Гравелли! А ведете себя прямо-таки как дитя. Наше могущество бесконечно больше вашего, стань вы со временем даже самым богатым и влиятельным человеком в Генуе. Так что не вредите себе и попридержите руки.
— Что вы хотите, Бенелли? — стараясь говорить спокойно, спросил банкир. «Нет, братец, на испуг меня не возьмешь, — думал он. — Ты разгадал мои мысли прежде, чем сработали руки? Ну Бог с ним! Попробуем поговорить по-деловому».
— Никаких имен, Гравелли! — осек его пришелец. — Заранее предупреждаю, хотя и чувствую себя в вашем доме в полной безопасности. И все же настаиваю: никогда, даже в мыслях, даже во сне, не произносите это имя! Ваш слуга, несомненно, отлично вышколен, не приставляет ухо к дверным щелям и замочным скважинам и не выбалтывает никаких секретов своего господина, стань они ему даже известны. Но где гарантия, что сами-то вы не забудетесь и не ляпнете, что не следует, где-нибудь в другом месте? Дей поручил мне напомнить вам о вашем обязательстве и предостеречь вас. Сообщений о судах в последнее время поступает явно недостаточно.
— Я делаю все, что могу, — защищался банкир.
— Ба-ба-ба, пустые слова! Связи дома Гравелли столь обширны, что просто не верится, будто вам никак не дознаться о маршрутах заходящих в Геную судов. Нет, нет, и не пытайтесь даже заставить меня поверить этой небылице — мне известно о ваших крупных сделках, хоть и свершаются они втайне под всякими псевдонимами. Вы пытались отлынивать от исполнения договора, считая его устаревшим. А ведь именно с деньгами дея стали вы знатным и влиятельным, не забывайте этого никогда. Мы даем вам еще некоторое время на исполнение договора. Скажем, до конца мая. А потом… — Бенелли замолчал, но молчание его было грозным.
Однако Гравелли все еще не сложил оружия.
— А потом? — переспросил он, побуждая гостя хоть немного приоткрыть карты. Ему, прозорливому финансисту, хватило бы любой малости, чтобы незамедлительно принять контрмеры к расстройству планов противника.
Зловещий гость скривился в ехидной ухмылке. Он насквозь видел банкира.
— На что покойнику все его нажитые вымогательством и обманом деньги! — нарочито развязным тоном сказал он.
Гравелли понял. Он поднялся, подошел, сопровождаемый цепким взглядом Бенелли, к шкафу и достал несколько листов бумаги и письменные принадлежности. Торопливо начеркав несколько строк, он посыпал лист песком и придвинул его визитеру:
— Вот, передайте дею и верните мне мой договор.
— Вексель! Превосходно. — Бенелли медленно, слово за словом, прочел денежный документ, удовлетворенно кивая то в одном, то в другом месте. — Дом, на который он выписан, один из самых первых и надежных в Италии. Вы крепко сидите в седле, почтеннейший!
— Убедились в моей честности?
— Кто же усомнится в честности Агостино Гравелли? О, не удивляйтесь тону, которым я произнес слово «честность». Ведь мы оба выше таких мелочей, как соответствие между смыслом и звучанием слова, не правда ли?
Банкир предпочел уклониться от ответа, хотя слова Бенелли и задели его, — словно пощечину получил.
— Итак, будем считать, что для дея вы уже постарались, — пытаясь не выдать беспокойства, сказал Гравелли. — Ну а вам за ваши хлопоты — вот… — Он подвинул гостю второй вексель.
— О-о-о, десять тысяч итальянских лир! Красивая кругленькая сумма. Вы щедры, Гравелли!
— Пристало ли скаредничать с друзьями? — покровительственным тоном произнес финансист. Он мог бы, конечно, добавить, что сумма эта при его-то богатстве — сущий пустяк, однако предпочел о том промолчать. Может, этот Бенелли не столь уж и глубоко посвящен в его махинации, а он сам наведет этого дьявола на опасные догадки — нет уж, для этого старый банкир был слишком осторожен и хитер.
Французский писатель Анри де Монфрейд (1879–1974) начал свою карьеру как дипломат во французской миссии в Калькутте, потом некоторое время занимался коммерцией — торговал кожей и кофе. Однако всю жизнь его привлекали морские приключения, и в 32 года он окончательно оставляет государственную службу и отправляется во французскую колонию Джибути, где занимается добычей жемчуга. По совету известного французского писателя Жозефа Кесселя он написал свою первую повесть «Тайны Красного моря» — о ловцах жемчуга, которая с восторгом была принята читателями, а автор снискал себе славу «писателя-корсара».
В этой, с позволения сказать, книге, рассказанной нам З. Травило, нет ничего особенного. Это не книга, а, скорее всего, бездарная запись баек и случаев, имевших место быть. Безусловно, наглость З. Травило в настойчивом предложении себя на рынок современной работорг…ой, литературы, не может не возмущать цивилизованного читателя, привыкшего к дамским детективам, дающим великолепную пищу для ума. Или писал бы, как все, эротические рассказы, все интереснее. А так ни тебе сюжета, ни слезы, одно самолюбование. Чего только отзывы (наверняка купил) стоят! Впрочем, автор и не скрывает, что задействовал связи и беззастенчивый блат для издания своих пустых россказней.
«…Я развернулся и спустился обратно в каюту. В самом появлении каперов особой угрозы я не видел, но осторожность соблюдать было все же нужно. «Октавиус» отошел от причала, и я уже через несколько минут, когда корабль вышел на рейд, пожалел о своем решении: судно начало сильно валять, и я понял, что морская болезнь – весьма заразная штука, однако деваться было уже некуда, и я принял этот нелегкий жребий. Через полчаса стало совсем невыносимо, и я забрался в гамак, чтобы хоть как-то унять эту беду. Судно бросило якорь, и Ситтон приказал зажечь стояночные огни.
Молодой Годфрей Рэйнер поступает мичманом на английский военный корвет, который отправляется на поиски испанского судна, грабящего купеческие корабли и торгующего невольниками. Погоня за пиратами оборачивается началом долгой одиссеи, в которой абордажные схватки и кораблекрушения сменяются робинзонадой, полной экзотики и опасных приключений.За 30 лет своей литературной деятельности английский писатель Уильям Генри Джайлз Кингстон (1814–1880) создал более сотни романов, действие которых происходит во всех уголках земного шара.
XVII век. Острова Карибского моря. Блеск золота и запах легкой наживы влекут сюда искателей приключений со всего света. Жажда богатства и власти заставляет их ввязываться в самые рискованные дела, пускаться на самые отчаянные авантюры. Но нет безрассуднее поступков, чем те, что совершают ради любви. В центре романа — капитан Блад, ставший новым губернатором Ямайки, и его приемная дочь. Это ради нее — Елены Прекрасной Карибского моря — скрещиваются шпаги и идут ко дну фрегаты. Это она становится вожделенной целью для участников полной интриг, сражений и страсти этой истории.