Капитан «Аль-Джезаира» - [115]

Однако, заслышав ликующие крики «Омар! Омар!», Бенедетто решил с отъездом пока погодить. Затесавшись в возбужденную толпу и яростно работая локтями, он стал медленно, но верно продвигаться вперед. Гавани он достиг как раз в тот самый момент, когда к стенке подошла шлюпка с «Аль-Джезаира».

Старик со слезами на глазах заключил Омара в объятия. Слова здесь были ни к чему. Страшные часы, когда смерть была за спиной, совершенно истощили силы капитана. Бенедетто пришлось подставить ему плечо и чуть ли не волоком тащить его вверх по крутым переулкам.

Прежде всего капитану нужен был покой. Едва войдя в дом, он свалился на подушки и закрыл глаза. Но сон долго не шел к нему. Слишком он был возбужден.

Бенедетто примостился на корточках возле него, да так и просидел, не спуская глаз с молодого земляка, пока тот не проснулся.

— Моя жизнь висела на волоске, — пробормотал чуть слышно Омар.

Бенедетто придвинул ему поднос с ужином.

— Сперва ешь, а потом рассказывай, — попросил он.

Но Омар и не притронулся к пище.

Он вскочил вдруг на ноги и, дрожа от волнения, спросил.

— Кто я? Я не араб, не бербер, не мавр!

«Вот как далеко зашло», — подумал итальянец.

— Когда ты узнал это? — спросил он осторожно.

— Еще после нашего последнего разговора в лагере шейха Османа. Я противился, всеми силами защищался от этого ужасного осознания. Но оно не уходило, оно жило во мне. Я все еще верил, что сумею уйти от правды, потому и не поговорил с тобой перед уходом в последний рейд. Но я не могу больше. Я должен знать все. Только ты один, Бенедетто, можешь мне сказать, кто я. Пожалуйста, назови мне мое настоящее имя!

— Ты Ливио Парвизи, сын моего хозяина, убитого на «Астре».

— Ливио Парвизи? Ливио — я припоминаю, а Парвизи — нет. Ливио Парвизи — как чуждо это звучит… А мой отец — он умер? У меня нет отца? О-о-о!

Он спрятал лицо в ладони. У него нет отца — грозному корсарскому капитану показалось вдруг, что страшнее этого ничего нельзя и придумать. Бенедетто не сказал ни слова. Молчал и Ливио. Наконец, немного придя в себя, он продолжил свои расспросы.

— Почему ты не назвал мне мое имя, когда мы сидели вместе в тюрьме у Османа?

— Я не был убежден, поверишь ли ты этому.

— Нет?

— К сожалению, я не догадался при первой нашей встрече расспросить тебя о твоих самых ранних годах. Наверное, я укрепился бы в своих предположениях.

— И еще тогда мог бы рассказать мне правду!

— Я и сам сперва так думал, Ливио. Но после понял, что это было бы неправильно. Мои слова до Омара не дошли бы. А вот разберись он сам, что к чему, это было бы отлично. Ты ведь и без меня скоро понял, что ты не сын этой страны, и все же продолжал свои корсарские рейды. Что же дальше, Ливио?

У молодого Парвизи бессильно опустились руки. Он не знал ответа на этот вопрос.

— Я — корсар… — тихо сказал он. Бесконечная печаль звучала в этих словах. Что делать, куда идти дальше? Откажись он сейчас от этой своей профессии — и жизнь теряет всякую цену.

— Позволь мне решить за тебя, Ливио, — попросил Бенедетто Мецци. — Мы вместе вернемся на родину.

— Невозможно, мой друг. Мне, который принес людям столько горя, жить среди тех, на чью жизнь и имущество я посягал? Так не пойдет. Я не могу ни сидеть сложа руки, ни ходить за плугом, ни пасти стада. У меня свой удел. Мне бы — в битву, помериться с противником силами и сноровкой!

— Однажды это будет стоить тебе головы. И ведь опасность ждет тебя не только в бою. Взять хоть бы и сегодняшнюю историю. Где бы ты был, не явись в последний миг твой спаситель?

— Да, еще немного, и все было бы кончено… Ты прав, отец. И все же я остаюсь! Возвращайся домой один. Возьми от моих достатков сколько требуется, чтобы вести жизнь состоятельного человека.

— Награбленное добро! Я не возьму у тебя ни цехина, Ливио!

— Аллах да накажет тебя, старик! Еще чего! — вскипел корсар. — Ты возьмешь все, что я тебе дам. Я же пойду дальше своим путем. Я — Омар! И горе тому, кто захочет мне помешать!

«Да, это снова неукротимый Омар, — огорченно подумал Бенедетто. — Молодой человек, любящий сражения и опасности больше самого себя, настоящего, лучшего!»

— Пойдем со мной, Ливио! — еще раз попытался итальянец.

— Нет. А ты иди. Иди, пока я не передумал и не задержал тебя здесь! — решительно заявил Омар.

— Я уже говорил тебе когда-то: ни одна душа не ждет меня дома. Я остаюсь, Омар!

— Как хочешь! Уходи или оставайся, мне все равно.

Внезапно у старика мелькнула мысль, отчаянная, дерзкая, страшная.

— Хорошо, Ливио! Оставайся корсаром Омаром! Я не хочу больше, чтобы ты возвращался домой!

Омар удивленно уставился на него, не зная, что сказать.

А Бенедетто продолжал:

— Еще раз повторяю — оставайся корсаром! Он обнял земляка и, глядя ему прямо в глаза, пояснил: — Но не будь рабом вашего властелина, стань корсаром — против корсаров!

— Я не понимаю тебя! — покачал головой Омар.

— Ты убежден, сын моего покойного хозяина, что не можешь жить без сражений. Я уже не настолько молод, чтобы самому заниматься этим, хотя гнетет меня не груз лет, а только пережитое, превратившее меня в старика. Оставайся тем, кто ты есть, но стань независимым от Гуссейн-паши. Ты сможешь это, Ливио! Сделай правдой то, в чем тебя обвинили: уничтожай алжирские пиратские корабли! Открой на них корсарскую охоту! Ты искупишь этим все, что было прежде. Ни Алжир, ни какая иная страна не имеют права истязать другие народы и навязывать им свою волю. Помоги Европе, помоги нашим, твоим братьям освободиться от давящего их многовекового нечеловеческого гнета. Помогай им оружием, кораблями, помогай всем, чем можешь. Действуй! Действуй, охотник на корсаров Омар!