Капитальный ремонт - [140]

Все неудобства «дедовской реликвии» Юрий ощутил вчера, когда побежал на трап к буксиру. Выяснилось, что тащить её надо под мышкой (на «Аврору» знаменитый сундучок нес за двугривенный дневальный корпуса). Поняв такое неудобство, Юрий выклянчил у Шурки Краснова, правившего вахтой, несколько футов белого шестипрядного линя и обвязал им проклятое дедовское наследие. В вагоне оказалось, что реликвия никак не желает влезть на багажную полку — на такое употребление шкатулки несуществующие предки не рассчитывали. Поэтому Юрий, заталкивая «матросский сундучок» под скамейку, к ногам, озлился не на шутку. Ведь есть же в магазинах удобные плоские чемоданы! Хорош он будет, появившись с таким «матросским сундучком» на миноносце в Або!..

Тишенинов снова поднял глаза, внимательно рассматривая странного матроса. От этого ли навязчивого взгляда или оттого, что затекли ноги, тот зашевелился, повернулся во сне, и на левом плече его блеснули золотые нашивки и между ними — изящный золотой якорек.

Как ни слаб был Тишенинов в понимании военной, а тем более флотской формы, он все же сообразил, что паренек этот — юноша благородных кровей, и никакой он не матрос-первогодок, а гардемарин Морского корпуса (это звучное слово Тишенинов твердо выучил, знакомясь с программами Морского корпуса и Морского инженерного училища, которые он купил с целью выяснить, какие экзамены придется ему сдавать для производства из юнкеров флота в мичманы инженер-механики). Неожиданность превращения первогодка-матроса в блестящего гардемарина так его рассмешила, что он улыбнулся во весь рот.

Именно эту улыбку и увидел Юрий Ливитин, когда, тщетно попытавшись найти для падающей своей головы иную опору взамен брезентового чухонского плеча, он раскрыл глаза. Все объяснилось ему в одно мгновение: и то, что позор пребывания гардемарина в третьем классе был открыт, и то, что виной тому был студент в пузырящихся брюках, и то, что сейчас над этим начнут смеяться и чухонцы, и белесая девчонка с корзинкой… Он почувствовал, что краска заливает его лицо. И дернул его черт сунуть эту окаянную литеру в кассу…

Но раз уж так случилось, надо с достоинством выходить из положения. Юрий деланно зевнул — со вкусом, врастяжку, потянулся и потер щеки с видом усталого, но все-таки в конце концов поспавшего человека, и потом, оглядевшись, вдруг с преувеличенной поспешностью подобрал ноги.

— Прошу извинить, — сказал он, улыбаясь (чего стоила ему эта улыбка!). — Я, кажется, вас побеспокоил, вытянув ноги… Знаете, я не очень привык спать в вагоне сидя…

— Ничего, гардемарин, я проснулся сам, вы меня не разбудили, — тоже улыбаясь, сказал Тишенинов, и Юрий похолодел: «гардемарин»! Значит понял?..

Он нашел в себе силы снова сладко зевнуть.

— А я, право, так устал, что мне было все равно. Внезапный вызов на действующий флот (Юрий значительно растянул эти слова)… Ночь… Билетов нет… Прыгнул, куда попало…

Он развел руками — и вдруг с ужасом почувствовал, что из него полез бессмертный мистер Джангль из «Пиквикского клуба», враль и бахвал, вместе со своей отрывистой речью, полной намеков и недоговоренностей. Но студент, видимо, ничего не заметил. Наоборот, он проявил явный интерес.

— Как на действующий флот? Ведь вы же в корпусе? А ученье?

Юрий пренебрежительно махнул рукой.

— Ученье?.. Война! — сказал он значительно. — Вам, вероятно, понять это трудно, у вас, студентов, иная психология… Но военный человек, моряк тем более, — как может он сидеть на берегу, когда там сражаются корабли? Дал телеграмму — и вот еду…

— Нет, отчего же трудно, я понимаю, — сказал Тишенинов, убрав улыбку. — Наоборот, я даже завидую вам. В первые дни — и в бою… Но, простите, а кем же вы будете на корабле?

Юрий невесело улыбнулся.

— Не все ли равно? Сначала простым матросом-комендором, сигнальщиком… А там… Судьба!

Он драматически взмахнул рукой и замолчал. Юрий уже не мог с собой справиться. Какая-то посторонняя сила заставляла его нести эту чепуху, и он чувствовал, что вот-вот нагородит такого вздору, что и сам потом в нем не разберется, и не дай бог встретить в жизни этого студентика. Черт его принес в вагон! Не будь его, все обошлось бы отлично. А эта оскорбительная улыбка, иронический взгляд… Надо было проучить студента, дать ему понять, что гардемарин Морского корпуса, идущий на подвиг, выше какого-то третьего класса…

Однако Юрия уже понесло. И куда его занесет спасаемое честолюбие — он сам не знал и уже начал тяготиться взятой на себя ролью. Но по счастью, собеседник остановил этот готовящийся излиться поток неожиданным вопросом:

— Скажите, а может быть, и мне лучше пойти простым кочегаром или машинистом?

Юрий посмотрел на него, как человек, остановленный на разбеге внезапным препятствием.

— Вам?.. Простите, я не понимаю…

Тишенинов добродушно усмехнулся.

— Так чего ж не понять! Я тоже еду добровольцем во флот. До призыва. Такое, знаете, время.

— Так-так, — натужливо сказал Юрий, — но почему же на флот?

— Видите ли… В случайной встрече это трудно объяснить. С детства я мечтал о флоте, но вы знаете — условия приема в ваш Морской корпус…

— Я понимаю, — с поспешной снисходительностью ответил Юрий.