Капитализм кризисов и революций: как сменяются формационные эпохи, рождаются длинные волны, умирают реставрации и наступает неомеркантилизм - [23]

С началом неолиберальной глобализации в последней четверти XX в. разошлось представление о национальном развитии как бесперспективном пути в рамках глобального рынка. Между тем капитализм сформировался как национальное явление, никогда не терявшее торговой связи с внешним миром. Единство внутренней и внешней торговли существовало всегда, но в эру торгового капитализма оно привело к формированию наций. Национальный образ мысли, сознание не охватывало в доиндустриальное время все слои населения, но оно уже было. Оно могло использоваться политически и само влиять на политические процессы. Именно это влияние сыграло решающую роль в расширение экономического центра европейского, а после и мирового капитализма. В конце XV столетия Франция и Испания вступили в борьбу за обладание Италией, богатого и ключевого для международной торговли региона Европы.

Правительства различных стран в эпоху торгового капитализма тестировали политику форсированной модернизации. В ряды девелопменталистов (от англ. development — развитие) можно зачислить министра-протекциониста Жана-Батиста Кольбера, служившего французскому королю Людовику XIV, и российского царя Петра I. Им может быть признан правитель Нидерландов и король Англии Вильгельм III Оранский, создавший, в частности, Банк Англии. Русский пример особенно примечателен, ибо свершения Петра были радикальными и масштабными. Вольтер так описал результаты его политики: «Двадцать лет назад у Петра Алексеевича не было на Балтийском море ни единой лодки, а ныне он стал властителем сего моря и имел там тридцать больших линейных кораблей, один из коих царь построил собственными своими руками»^[38]. В России сложился собственный торгово-землевладельческий класс, который черпал ресурсы из внутренней периферии. Такой периферией в Европе обладала Франция и Испания, даже Англия имела ее в виде Ирландии. Потому при Петре Россия вошла в группу стран центра эпохи торгового капитализма и могла нацеливаться на торговлю в Северной Америке и освоение Мадагаскара (мечта Петра в поздние годы жизни). Но этот успех нигде не давал гарантий успеха при переходе мира от торгового к промышленному периоду развития капитализма, что случилось в результате кризиса 1770-х гг.

Интересно и то, что не только смелые реформы, но и революции времен торгового капитализма не гарантировали удачи. Так, Нидерландам понадобилось повторить революцию в конце XVIII в., хотя в стране этой буржуазия впервые заняла лидерскую позицию в союзе с ориентированными на рынок землевладельцами. Но в том и состояла сущность Батавской революции 1784—1787 гг., что она была направлена против крупного капитала прежней исторической формации. Подобным по своей сути было и городское движение Великой французской революции. Просто задушить его, как в Голландии, при помощи прусских военных интервентов не удалось. Все это лишний раз подчеркивает особенную сложность развития буржуазного общества, в котором сменялись две фазы — торговая и промышленная.

Основными классами феодального общества были крестьяне и феодалы. Зависимые крестьяне, подневольные работники не были заинтересованы в труде на помещиков. Попытки помещиков принудить крестьян к такому труду нередко приводили к восстаниям и настоящим войнам против эксплуататоров и их государства. Но эти выступления всегда жестоко подавлялись, как это происходило в Западной Европе XIV в. или в Германии начала XVI в. По мере развития рыночных отношений и городов в Средние века росло влияние торговой буржуазии. Возникли банковские дома. Этот капитал в Европе был тесно связан с аристократией и церковью. Но если в Римской империи подобный класс, который можно с натяжкой обозначить как капиталистов-рабовладельцев, был кризисом III в. серьезно ослаблен, то по итогам XIV в. все произошло наоборот.

Ослабление остроты кризиса в конце III в. не было предвестником длительной эпохи экономического роста. Развитие науки и техники не давало такой возможности. Напротив, кризис XIV в. открывал новую эру экономического развития. Значение молодой буржуазии по его итогам возросло как в экономическом, так и в политическом смысле. Деньги открыли людям путь к титулам и земле, которая становится в Западной Европе товаром. В результате к немало изменившейся феодальной знати добавился второй господствующий класс. Пусть он и занимал в большинстве стран подчиненное положение, но он отныне имел все возможности к росту своего влияния. В отдельных случаях его представители могли претендовать на высокие титулы. Они также стали товаром, который можно было приобрести в разных местах — у королей, императоров Священной римской империи или Римского Папы.

Такое повышение класса буржуазии и открытие для него новых возможностей, включая создание своих государств (например, герцогства и тирании в Италии), стало возможно во многом благодаря тому, как был преодолен кризис XIV столетия. А в основе победы над ним лежали рынок, новые технологии и отношения. Город вышел из кризиса победителем, а капитал был на вершине успеха. Однако он не стремился в большинстве случаев ниспровергать старые порядки в деревне. Исключение составляли области Северной Италии, где близость и многообразие городов принудили к переходу дворян к наемному труду или чистой аренде, поскольку они конкурировали за работника с городом. Лишь в начале XVI в. буржуазия на северо-западе и севере Европы осмелилась посягнуть на старую католическую религию. В районе 1000 г. она выглядела внушительно со своей разветвленной структурой и непонятными магическими обрядами. Церковь действовала как орган идеологического и психического подавления человека. В период господства рабовладельческих отношений она тоже существовала, но ее роль была заметно иной, страх перед богом не мог заставить рабов подчиняться, но он хорошо действовал на лично более свободных, но зато морально более зависимых крестьян. Однако к 1500 г. буржуазия вне Италии (здесь католическая церковь давала многим заработать) увидела порочность этой организации, которая ужасала, поскольку была финансово невыгодна. Никакое развитие книгопечатания не могло отменить этого факта.