Капитализм кризисов и революций: как сменяются формационные эпохи, рождаются длинные волны, умирают реставрации и наступает неомеркантилизм - [11]

После долгого кризиса XIV в. в XV в. вступает обновленная Западная Европа. В то же время возникает Османская империя, которая как, кажется, несет в себе не только сильные стороны, но и слабости раннего феодализма.

Османская империя, как держава новая и созданная почти с чистого листа, имела военно-административные преимущества раннего феодального порядка, которые в длительном соревновании с другими державами рассыпались или предстали ее пороками. Они в значительной мере открылись в XVII-XVIII вв., но стали заметны уже в XVI в. Например, в битве при Лепанто (1571 г.) турецкий лук был неудачно противопоставлен многочисленному и разнообразному европейскому огнестрельному оружию, а галеры османов — более крупным парусно-гребным галеасам католической коалиции.

Кризис перевел на новый этап развития страны, которым суждено играть роль центра в экономических процессах. Формационная эпоха сменилась. Страница истории переворачивается, и неразвитость множества народов этому никак не мешает. Позднее часть из них будет вынуждена проводить радикальные прогрессивные реформы и осуществлять революции, обеспечивая этим догоняющее развитие. Такое догоняющее развитие, учась на чужом опыте и копируя практики, вынуждены были осуществлять и древние племена.

Начавшаяся не без внешних затруднений неолитическая революция также передала новой эпохе общины и племена. Историки продолжают исследовать причины этого переворота. Он явно произошел не только в результате изобретения земледелия и его применения в наиболее благоприятных зонах Евразии, но также из-за исчерпания здесь возможностей первобытного строя — исчерпание в ряде зон добычи и полезных растений. Подобное исчерпание возможностей позднее дважды обнаружится под влиянием изменений климата, ухудшения условий для земледелия в III и XIV столетиях.

Рабовладельческая или древняя формационная эпоха породила общественные классы. Основными классами, согласно советскому марксизму, стали рабовладельцы и рабы. Но до развития рыночной экономики полисов Эллады, а после Римской республики и империи скорее можно говорить о господстве условных рабовладельцев в монархиях Востока. Роль же рабов, их положение и количество не позволяет говорить о них как об очевидно основном классе. Скорее, это был потенциально основной класс. Этот потенциал был реализован в античную (греко-римскую) эпоху. С III века до н.э. по III век она переживает экономический расцвет. В этот же период частная собственность предстает как основа общества. Это прежде всего собственность рабовладельцев на средства производства и самих работников — рабов.

На Востоке монархи выступали нередко концентрированным рабовладельцем. В других частях цивилизованного мира собственников было множество. Здесь государство стало тем аппаратом насилия, подавления и контроля, что обеспечивал господство над массами рабов. Масса их возрастала вместе с увеличением экономического значения рабства. Возникнув во многом как средство защиты и поддержки общин земледельцев, государство постепенно стало политической машиной (основным институтом классового общества), не только управляющей обществом, охраняющим его экономическую и социальную структуры, но отстаивающим интересы господствующего класса и мешающим их социальным противникам. В его рамках в эпоху господства рабовладельческих отношений велась внутренняя борьба между различными группами населения, включая и потенциальных рабовладельцев, какую бы низкую ступень социальной лестницы они не занимали. Эта внутренняя борьба достигла пика в эпоху поздней Римской республики, выразившись в восстаниях и гражданских войнах. Они сыграли немалую роль и в момент глубочайшего кризиса всего строя в III в.

В рабовладельческую формационную эпоху произошло отделение умственного труда от физического. Начали складываться наука, литература, искусство. Постепенно они стали играть в жизни общества все большую роль. Подлинным чудом этой формационной эпохи стало развитие денег, торговли и рыночного производства. Все это достигло своего апогея в римскую эпоху, когда италийский город покорил страны Средиземноморья, когда его правители погрязли в роскоши, а плебс, как писали многие, был развращен. Величие и порок соединились так сильно, что создали впечатление, державшееся даже спустя тысячу лет после падения Рима.

Христианские мыслители не раз утверждали: Римскую империю погубила распущенность нравов. Поклонники язычества и античной философии возражали: крушение Западного Рима произошло уже после торжества веры в Иисуса и строгой морали. Бани к тому времени широко переделывались в храмы, что лишь способствовало эпидемиям. Вполне возможно, что неудачи римской государственности подпольные язычники V—VI вв. связывали с предательством народом и властителями «истинных» старых богов.

Моральные споры не способны дать верного ответа. Они лишь запутывают дело. Нелепо было бы рассматривать и развернувшийся в 2008 г. кризис как продукт отказа от протестантской этики капитализма или замены семейных ценностей узким рыночным индивидуализмом. Он также не был вызван отказом от кейнсианской экономической политики и социального государства в странах с развитой индустрией, так как все это произошло логично, и было неизбежно. Но точно так же неизбежен был крах неолиберальной экономической стратегии, так долго господствующей в мире. Что же касается формационной эпохи, давшей такое развитие экономике рабского труда, то она завершилась раньше гибели Римской империи.